Каким-то особенным изяществом и тактом всемирно известный японский режиссер Акира Куросава признался, что общий язык со Шварцем был найден очень быстро и что друг другу они понравились.
Недавно Шварц побывал на родине Куросавы. Японский режиссер хочет продолжить сотрудничество с создателем музыки «Дерсу Узала» и в новой работе. Для меня в этом нет ничего удивительного. Раз повстречавшись со Шварцем, невозможно забыть поистине трогательную чуткость его к многосложному процессу — кинорежиссуры, Швейцер и Венгеров, Соловьев и Бобровский многократно возвращались к этому композитору так же, как и автор этого очерка.
...В предвоенном Фрунзе в летнем кинотеатре нередко показывали немые кинокартины, те, что продолжали пользоваться популярностью, несмотря на внедрение великого, звукового. Трудовая жизнь будущего композитора началась уже в отрочестве, когда обстоятельства вынудили мальчика на время покинуть музыкальные уроки и наняться в таперы. Однажды юный музыкант сопровождал показ немого фильма «Сорок первый». После сеанса на сцену поднялся какой-то человек, положил руку на плечо пианисту и сказал:
«Из тебя выйдет толк, мальчик». Каково же было изумление Шварца, когда он узнал в незнакомце только что убитого на экране белого офицера Говоруху-Отрока. Это был знаменитый в те времена киноартист Иван Иванович Коваль-Самборский. Юный музыкант следовал тогда правилу: если сцена веселая, то такой же должна быть и музыка, если на экране погоня, опасность, то и в музыке должны звучать тревога, напряжение. Наивные пробы Шварца были обусловлены не только его возрастом, но и наивностью приемов немого кино, которому вполне соответствовала музыка в унисон. Разумеется, этот подход к киномузыке не имеет ничего общего с его нынешними позициями.
— Если от сочетания музыки с изображением не возникает новое качество, то музыка вообще не нужна, — говорит Шварц — А что большее зло — иллюстративность или музыкальное солирование — спрашиваю я. — Конечно, иллюстративность— отвечает Шварц без колебания— Солирующая музыка иногда остается жить после того, как фильм, в породивший, давно позабыт. Мы разговариваем со Шварцем в Сиверском, в городке, расположенном в ста километрах от Ленинграда, в небольшом деревянном доме. — Снежи, ты всегда выясняешь, это нужно режиссеру, чего он добивается? — Всегда. — А если тот немузыкален? Ведь бывает и такое! — Бывает, хотя и редко. Все равно, я всегда хочу понять, где неправ я, а не он. Потому что он автор картины и знает, что надо картине, а что — нет Да, нередко перед тем, как проиграть музыкальные эскизы, Шварц ставил передо мной микрофон, чтобы комментарий остался в кассете, чтобы всякий раз, как его посетит сомнение, верно ли он меня понял, можно было справиться у магнитофона. — А не сковывает чужая воля? Шварц пожимает плечами. — Когда предлагают написать музыку к фильму, мне интересен не только сценарий, но прежде всего режиссер. Из трех-четырех предложений два-три отпадают именно потому, что кто-то из режиссеров мне не близок. Это не значит, что режиссер плох, просто ежу нужен другой композитор. Есть блистательные композиторы, и у каждого есть своя индивидуальность. Щедрин, Эшпай, Петров, Тариверднев, Симонян, Гладков — все они очень разные, но в музыке каждого такая мелодическая щедрость! Я уверен, любой режиссер среди названных найдет того, кто ему необходим. — А как быть с режиссером-дебютантом, который неизвестен? — Встречаюсь, стараюсь понять его вкусы, симпатии, антипатии. Если импонируют — берусь. А если 6ерусь, значит, признаю в нем автора и стараюсь понять до конца. — все-таки необходимость писать на заданную тему?..— не унимаюсь я. — Очень просто, я пишу только, когда заданное становится моим. Тогда наступает свобода. Как у актера, который почувствовал роль и слова становятся его собственными. — Но для этого нужно много времени: сжиться с темой, дать созреть образам. — Времени всегда не хватает— признается Шварц—Я долго раскачиваюсь, пока администрация картины, а то и студия, что называется, не берет за горло. Но именно в такую пору чаще всего удаются импровизации. А это важно. С импровизациями связана легкость, живость, искренность музыки...
«Советский экран» №2 1978 год