Н. Г. ВАЧНАДЗЕ
31.ХII.49
Дорогая Наталья Георгиевна, какая Вы талантливая! И какой редкой хорошей породы этот талант, какой редкой неустрашимой чистоты и скромности! Потому что в большинстве одаренные люди стыдятся своей нравственной наследственности и портят и ухудшают себя из робости. Примеры дарования, верного детству и дому, исключительны и граничат с героизмом.
Вы правы, когда где-то между характеристикой Маяковского и Шенгелая пробуете присвоить эти черты нелицемерной открытости и молодой свободы от предрассудков целому поколению.
Действительно было время, когда это могло казаться, да и русская революционная преемственность вела к этому — крайности Достоевского, толстовские упрощения. Но все это вскользь, это уже ненужное отступление.
Вы чудно пишете, как должны были бы писать самые лучшие писатели, и, что самое главное, без ущерба для предмета изложения. Хорошее владение пером, язык и чувство стиля обыкновенно уводят от изображаемого и становятся самоцелью, а вы нее дали стилистике оседлать себя. И опять Вас спасли доброта и другие давно в мире открытые душевные достоинства, вероятно, лежащие в основе вкуса: любовь к людям и благодарность прошлому за его яркость, наряду с заботой о том, чтобы отплатить ему такой же красотой и жаром. И смотрите, в каком Вы выигрыше, именно в том, который составляет единственно истинную победу всякого настоящего искусства!
Я все больше склоняюсь к мысли, что главное различие между людьми сводится к их разнице по степени их способностей, и когда я плакал над некоторыми страницами Вашей книги (это относится к «Рассказу о себе» и «Путешествию по Европе»), то слезы вызывала высота Ваша, независимо от того, что вы рассказывали.
У Вас очень хорошо рассказано об отце, о лунной летней ночи в Кахетии, о первичных детских ощущениях и любви к родному гнезду, о грдзели Кахури. Заставили Вы меня плакать быстротой рассказа о поездке 14 года на Бергпляж, именно умной сжатостью, с какою описано в этом месте так много знаменательного и рокового. Талант сам источник сжатости, потому что он точно обозрим и очевиден, как улика. Его почти видишь, это складка души, так же бросающаяся в глаза, как складка на плаще. Я не верю ничему, что очень велико размерами или чего очень много. Женщины рожают людей, а не циклопов. Гигантским бывает только неорганическое, космические пространства — небытия, пустоты смерти, мертвящие начала уродства и надругательства.
Другой, растрогавший меня до слез отрывок, — одновременность первого замужества, окончания гимназии и первого ангажемента. Это можно было уместить так захватывающе в одной строке, потому что когда-то жизнь сблизила это также захватывающе тесно. И снова это абсолютное соответствие дара жизни дару слова. Очень хорошо при просмотре кадров о желании подняться на экран, переиграть по-новому и исправить. Очень хороша характеристика Шенгелая. Прекрасно о городах (в автобиографии и в путешествиях), о Флоренции, о Берлине. Замечательное (конечно, бессознательное, иначе не бывает) чувство компоновки, инстинкт последовательности, в каком месте, о чем рассказывать: например, очень хорошо, что сообщение о детях дается перед Трусинским ущельем. Естественность постепенно открывающихся рельефов горного пути.
Ну довольно. Поздравляю Вас. И если Вы из скромности недосказали главного: как любила Вас Ваша собственная судьба и светившее Вам солнце и носившая Вас Земля (не Грузия, а вообще Земля, Земля Мира), то этого и не надо, зритель и так догадывается об этом по своему собственному, охватившему его восхищению.
Я Вам так верю, что, когда некоторые другие страницы по теме своей оставили меня сдержанным или холодным, я больше, чем в других, сходных случаях, подумал, что это мои вина и слепота.
Да, действительно я давно-давно уже чего-то недооценил и не понял и в позднем Маяковском, и во многом другом. И что хуже всего — эта связанность собственными границами, тогда она легла на всю жизнь непоправимым обедняющим закостенением. Я очень сильно чувствую это теперь, когда (говорю это совершенно искренне и без всякой рисовки, но и без сожаления) я живу только своими недостатками.
И при чувстве глубокого родства, которое во мне пробудила Ваша книга, я шлю Вам привет и благодарность из своей неудавшейся и неоправдавшейся жизни в Вашу удавшуюся и победившую.
Сердечный привет Кире Георгиевне и поцелуйте Борю.
Ваш Б. Пастернак.
Да, с Новым Годом! Сегодня восхищенно помянем Вас, у нас будут Фатьма и Нина.
Пастернак Б. «Край, ставший мне второй родиной...» // Вопросы литературы. 1966. № 1. С. 182-184.