Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Помню, как впервые увидела институтскую живую газету «Барабан». Несколько девушек и юношей в белых рубашках и синих штанах выходили на авансцену и задорным хором произносили:
Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, ребятки!
Привет вам шлет газета «Барабан»!
Про наши институтские порядки
Сейчас текущий номер будет дан!
Затем шли разнообразные выступления — сатирические, пародийные, злободневные. Больше всего меня заинтересовал номер двух студентов. Они выходили под музыку модного тогда танго — «Есть в Батавии маленький дом». Держась спиной друг к другу, сцепившись в локтях руками, они выделывали замысловатые па и пели:
«Октябрину» прокат нам отверг, Козинцев он, а я Трауберг.
Мы запутались в полах «Шинели»
И еле-еле спастись успели С «Чертова колеса».
Средь «Чертова колеса»
Танцуем мы «Гоп-са-са»!
И вот мы тут в институт
Пришли, чтобы взяться за лекторский труд.
Читаем лекции мы
И всем смущаем умы...
Дальше не помню, а это — запомнила на всю жизнь. Как-то очень все это прозвучало. И кто же такие эти воспетые Козинцов и Трауберг?
В кино, к своему огорчению, я ходила редко. Посещения его были сопряжены для меня с большими трудностями. Детей до шестнадцати лет не пускали. Я в свои несчастные четырнадцать и пятнадцать имела вид совсем непрезентабельный. Невыносимо оскорбительно было слышать: «Ну, куда прешься, девочка, нос не дорос! Иди, иди! Сдавай билет в кассу, получишь деньги обратно!»
<... >
В мои редкие походы я стремилась на заграничные фильмы. Кумирами были Конрад Фейдт, Грета Гарбо, Аста Нильсен.
С советским кинематографом я еще не была знакома. И вдруг узнаю, что в Ленинграде живут и работают два талантливых молодых режиссера — Григорий Козинцев и Леонид Трауберг. Я бросилась смотреть их картины. Положение студентки очень облегчило эти походы. Во-первых, спокойнее было в компании товарищей, во-вторых, всегда можно было предъявить матрикул, где год рождения указан не был.
Я Пересмотрела все их фильмы; «Шинель» и «Чёртово колесо», позднее «Новый Вавилон» и «СВД». Любовалась холодноватой, несколько вычурной красотой Софьи Магарилл, эксцентричной лихостью Людмилы Семеновой — это были две первые звезды ленинградского экрана. Мурашки пробегали по спине от хищных, коварных взглядов Сергея Герасимова в ролях роковых злодеев. Какие интересные, какие увлекательные это были картины. Имена Козинцева и Трауберга не сходили с уст.
Когда они приезжали читать лекции на киноотделении, Институт совсем особенно оживал. Чувствовалась какая-то приподнятость, парадность. На их лекции ломились со всех пяти отделений. Появлялись молодые люди в кожаных кепках, в желтых крагах. Прелестные девушки в меховых воротниках и шляпах, надвинутых на подведенные глаза. «Мы с киностудии», — говорили они вахтеру. Проходя, оставляли за собой аромат умопомрачительных духов.
Я наслаждалось этой волнующей атмосферой. Другой, совсем особый мир — таинственный, упоительный—представлялся мне;
Протиснуться на их лекцию мне не удалось ни разу. Не знаю, как читали они, каждый сам по себе или в форме диалога. Я слышала смех, бурные аплодисменты, восторженные возгласы, но их самих я так и не видела.
Юнгер. Е.В. Институт на Исакиевской // Российский институт истории искусств в мемуарах – Спб: РИИИ, 2003 с. 138-147 (о поступлении и учебе в РИИИ на театрально отделении)