Не была доведена до конца <...> уже начатая Мейерхольдом кинопостановка.
Вот первое сообщение о ней, относящееся к февралю 1916 года:
«Русская золотая серия» получила согласие Федора Сологуба на право инсценировки его романа «Навьи чары» в двух сериях.
Первая серия — «Навьи чары», вторая серия — «Капли крови» . <...>
<...> К работе над «Навьими чарами» Мейерхольд приступил лишь в 1917 году. В свое время он поставил две пьесы Сологуба — «Победу смерти» в Театре В. Ф. Комиссаржевской (1907) и «Заложников жизни» в Александринском театре (1912), — пьесы отличавшиеся своеобразным сочетанием элементов реализма и символизма. Оба спектакля прошли с успехом.
<...> Роман Сологуба начинается так: «Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я — поэт. Косней во тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром, — над тобою, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательном и прекрасном» .
<...> Сюжетное развитие романа (именно оно имело основное значение для экранизации) можно вкратце изложить следующим образом. В первой части «Творимой легенды» — «Капли крови» — две девушки, дочери либерального помещика Рамеева — Елисавета (а не Елизавета) и Елена, попадают в таинственную усадьбу, которую «иногда называли „Навьим двором“» (1, 18). Новый владелец усадьбы, перестроивший ее, — химик и поэт Георгий Триродов говорит про себя: «я привык жить среди моих фантазий» (1, 163), «ношу в своем теле двойственную душу» (1, 300). В нем сосредоточена «какая-то дивная энергия» (1, 237), которая дает ему возможность творить чудеса. Он устроил у себя колонию, где детей воспитывают в принципах передовой педагогики, а наряду с этим в его доме живут странные «тихие дети» — их он, как можно догадаться, воскресил из мертвых. Триродов и Елисавета полюбили друг друга. Их роман развертывается на фоне политической борьбы в городе, в которой они принимают некоторое участие, примыкая к социал-демократам.
<...> Очевидно, и в бытовых и в фантастических элементах романа можно было найти интересный материал для экранизации <...>. Почти все лето 1917 года (с мая до середины августа) Мейерхольд, как мы уже знаем, находился в Москве. Письмом от 4 июня 1917 года он извещал Сологуба: «Работаю над „Навьими чарами“. И с удовольствием. Хочу дать картину интереснее, чем „Портрет Дориана Грея“. Привлек к работе художника Татлина <...>».
Сологуб ответил 16 июня: «Очень был рад Вашему письму и очень рад тому, что Вы занялись Навьими чарами. Уверен, что это будет очень хорошо и интересно» . Также 4 июня Мейерхольд отправил два письма своим знакомым — Варваре Васильевне и Ольге Васильевне Сафоновым. Он сообщал: «Ставлю Сологуба. „Навьи чары“. Художник у меня хороший: Татлин. Помощник тоже хороший: Инкижинов»; «Инкижинов мой официальный помощник. Мы с ним всегда вместе. Вместе стряпали сценарий, вместе будем ставить. Художник — Татлин. Скоро начнем снимать („Навьи чары“ Сологуба)» . Валерий Иванович Инкижинов вступил в Студию Вс. Мейерхольда в предыдущем году. Он в совершенстве владел техникой движений и впоследствии помогал Мейерхольду в выработке упражнений по биомеханике. А еще позже Инкижинов, по национальности бурят, прославился исполнением главной роли в фильме В. Пудовкина «Потомок Чингиз-хана». Сценарий не сохранился, но остались записки, которые Мейерхольд делал, работая над «Навьими чарами», с 28 июня по 21 июля и 2 августа.
Очень краткими словами он определял каждую сцену, а кое-где указывал длительность сцен (в метрах или в секундах). Отмечал также, какие сцены следует переснять. Эти записи позволяют приблизительно установить, что удалось снять.
В дневниковых заметках Мейерхольда с мая по август 1917 года перемежаются упоминания о «Навьих чарах» и о «Сильном человеке», — работа над обоими фильмами шла параллельно. С 17 по 30 мая, а также 19 июня — семь записей о сценарии («совещание о сценарии», «работа над сценарием», «вставки в сценарий», «беседа о сценарии»...).
14 июня записано: «Имение Носовой, поездка в Горенки». Горенки — деревня и имение километрах в двадцати с небольшим от Москвы близ Нижегородской (теперь Горьковской) железной дороги. В конце июня, в июле и 2 августа в Горенках происходили съемки «Навьих чар». В роли Триродова снимался К. П. Хохлов, в роли Елисаветы — артистка Александринского театра Н. Г. Коваленская, в этот период одна из исполнительниц роли Нины в мейерхольдовском «Маскараде». Кто из операторов снимал «Навьи чары» — установить не удалось. Что же касается художника Владимира Евграфовича Татлина, то в дневниковых заметках с 9 мая по 16 июня имя его упоминается двадцать два раза.
По-видимому, все эти упоминания означают встречи и телефонные разговоры Мейерхольда с ним. Несколько записей — «У Татлина» (записаны адрес и номер телефона художника), несколько — «Татлин у меня». Запись от 20 мая: «Дор. Грей (смотр). Татлин» — видимо, Мейерхольд показывал Татлину свой фильм «Портрет Дориана Грея». Но между ними произошла размолвка. В газетах тридцатых годов находим воспоминания Татлина о его участии в работе над «Навьими чарами». «В 1916 году, — говорил он сотруднику газеты, — я был приглашен В. Э. Мейерхольдом, работавшим тогда в кинематографии, для оформления постановки „Навьи чары“. Вещь эта мрачная и насквозь мистическая, была даже тогда глубоко чужда мне. Результаты такого моего отношения к материалу не замедлили сказаться. Мейерхольд просил сделать для постановки мистическое „странное дерево“. По-видимому, он имел в виду громадное дерево, разросшееся вширь, с невероятными ветвями и корнями, торчащими из земли. Но „странное дерево“ я трактовал по-своему и построил огромную корабельную мачту со всеми подобающими морскими атрибутами — снастями и наблюдательными вышками. Карабкайся по мачтам, то есть по дереву, играй на здоровье. Но Мейерхольд, увидев дерево-мачту, пришел в ужас» .
Не мудрено, что Мейерхольд «пришел в ужас»: если в театре тех лет была еще возможной подобная условность, то в кино она, конечно, была неприемлема.
<...> А 3 июля Мейерхольд пишет Сологубу: «Все еще работаю над Навьими чарами. С Татлиным ничего не вышло, теперь привлечен другой художник, парижанин (То есть учившийся в Париже. — Примеч. А. Ф.), ученик Родэна, некий Шадр. Елисавету играет Коваленская. Нашел хорошее имение близ Москвы. Там уже снято несколько сцен extérieur’ных (То есть на натуре. — Примеч. А. Ф.). Там нашлись замечательные гроты и подземные ходы». Далее имя Шадра появляется в записях Мейерхольда от 13 и 15 июля, а против дат «8 — 12 августа» Мейерхольд помечает: «NB. сценарий „Навьих чар“ у Шадра». <...> В одной из <...> бесед — 9 июня 1939 года <...>
Мейерхольд сказал о своей постановке «Навьих чар»: «Работа была начата, проведены натурные съемки под Москвой, до павильонных не дошли. Работа прекратилась, потому что кинофабрика свертывалась из-за событий» <...>.
Февральский А. В. Пути к синтезу: Мейерхольд и кино. М.: Искусство. 1978.