Весьма основательной школой послужила для меня в те дни работа над картиной «Волжские бунтари»... Постановщика ее, режиссера Павла Петровича Петрова-Бытова, мне хочется назвать среди первых своих учителей. Мне приходилось встречаться с ним при работе над хроникой. Его советы и указания в качестве редактора Севзапкино во многом мне помогали.
К «Волжский бунтарям» Петров-Бытов отнесся чрезвычайно серьезно. Он изучил историю чувашского народа, революционной борьбы в Поволжье. Сценарий писал вместе с народным артистом Чувашской республики И. Максимовым-Кошкинским, который должен был консультировать постановку массовых сцен и сниматься в одной из эпизодических ролей. Предстояло рассказать с экрана о героях революционной борьбы в Чувашии. Делясь мыслями о будущей картине, Павел Петрович не скрыл своего пристрастия и к остросюжетным приключенческим фильмам. Но вместе с тем он хотел сделать ленту, построенную на подлинно фактической основе. Его заинтересовал один из руководителей чувашского восстания учитель Хури.
Человек необычайной смелости, Хури совершает побег из тюрьмы, бросает бомбу в казанского вице-губернатора Кобеко, скрывается за границей, возвращается на родину, ведет подпольную работу. В сценарии, который опирался на действительные события, имелся такой эпизод: опознанный агентом полиции, Хури бросается с верхней палубы парохода в Волгу, подплывает под водой к лодке рыбака и, просунув снизу голову в садок для рыбы, пережидает, пока удалятся его преследователи. Эпизод этот отчасти объяснял, почему Петров-Бытов остановил на мне свой выбор. Предстояло придумывать всевозможные трюки, а мне уже приходилось с этим столкнуться в «Петухах» — фильме, потребовавшем технических ухищрений. Наибольшая трудность заключалась в необходимости показать, как по ходу действия крестьяне в своем клубе смотрят фильм о себе самих. Тогда потребовалось снимать каждый кадр с вставленным в кадровое окно специального формата каше для места будущего экрана. Потом экспонированные участки перекрывались, и пленка перематывалась, после чего одно каше заменялось другим.
Об этих приемах в ту пору писали и говорили как о новациях. В Петрове-Бытове меня чрезвычайно привлекала его творческая постоянная активность. Он не считал себя окончательно все постигшим мастером, охотно учился, был человеком любознательным, одаренным. «Волжские бунтари» предстояло снимать и на натуре и в павильоне. Можно будет хотя бы частично попробовать поискать световое решение образов основных героев. Тем более что Петров-Бытов очень удачно выбрал художника фильма. И. Бриф — художник-декоратор, отлично чувствовавший объем, пространство, форму... Его декорации всегда были рассчитаны на возможность осуществления задач оператора, в них легко было варьировать световые потоки, добиваться многоплановости световых композиций.
Петрову-Бытову импонировали скромность и серьезность Брифа, его неприятие эксперимента как самоцели (тогда этой болезнью переболели многие художники). Петров-Бытов отбивался от всяких формалистических поветрий, защищал свою точку зрения: быть понятным и доступным широкому зрителю. Для Павла Петровича жизнь служила источником творчества и счастья. Он умел радоваться самым обычным вещам и не приходил в уныние в тягостные минуты. Он готов был снять с себя последнюю рубашку, поделиться последним куском хлеба. Неизменно сдержанный, даже застенчивый, он приходил в ярость от малейшей лжи, беспринципности.
Внешне Петров-Бытов напоминал горьковского Артема из его же фильма «Каин и Артем» — высокий, широкоплечий, с большой кудрявой головой, тяжелыми кулаками, зычным громоподобным голосов. Как и многие герои Горького, он вырос на волжских берегах, походил в грузчиках, бурлаках, не по книжкам знал ночлежки и «дно». Участвовал в Октябрьской революции, гражданской войне. Задумав поставить «Волжских бунтарей» — фильм о мятежных, свободолюбивых людях, он чрезвычайно скрупулезно отнесся к подбору исполнителей. В «Бунтарях» снимались П. Кириллов, Т. Годлевская, М. Доброва, И. Таланов, П. Подвальный, А. Горюшин, Л. Бутаринский, И. Слободской и школьник Шура Завьялов. Самым точным оказался выбор главного исполнителя. С. Галич — высокий, подтянутый, с обаятельной улыбкой на скуластом лице — как нельзя более подходил на роль Хури. [...] ... Мне удалось проверить на практике и в какой-то мере осуществить в фильме свою идею световых лейтмотивов (Меня занимала мысль о светообразе, о световом лейтмотиве, характеризующем образ, наподобие музыкального. Чтобы световой образ менялся в зависимости от сюжетных обстоятельств, психологического состояния). Они сопутствовали на экране двум основным героям — Хури и Эмиле.
Спустя несколько лет после выхода фильма на экран Петров-Бытов с горечью упрекал себя за недостаточно глубокое изучение быта и психологии чувашского народа, за недостаточно динамичное решение массовых сцен. Стремясь создать «красный детектив», режиссер сделал Хури неуловимым конспиратором, лихим акробатом, не уступающим по своей ловкости Багдадскому вору. Но психологически образ разработан недостаточно. Это была дань времени, дань увлечению приключенческим сюжетом. Меня, как оператора, тоже не все удовлетворяло. Удались съемки с движения, панорамы, ракурсные и подводные съемки, портреты героев. Однако кое-что нуждалось в пересъемках, многое надо было еще додумывать, искать. Да и то, что удавалось, не всегда оказывалось органичным в монтажном ряду. Так, скажем, эпизод с сумасшествием Хури в тюремной больнице решали в условной манере. Койка с больным Хури в момент приступа медленно двигалась на фоне деформированных стен и башен Казанского кремля. На площади появляется вице-губернатор со свитой. Повторяется эпизод, когда Хури бросает в него бомбу. Дым заволакивает кадр. Этот десятиметровый эпизод потребовал больших усилий от художника Брифа. Декорация по тем временам читалась большой, она занимала половину павильона. Было сосредоточено много осветительной техники. Я предложили ввести гуляющий свет, двигающиеся лучи прожекторов вырывали наиболее значительные моменты из общего полумрака. Таким образом усиливалась эмоциональная напряженность изображения. Сказать, что этот эпизод не удался, нельзя. Но выглядел он чужеродным, такое условное решение не монтировалось с реалистической манерой фильма, сделанного просто и доходчиво.
Лебедев С. Лента памяти, М. 1974. с. 84-92