Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
(беседа Чулпан Хаматовой с Антоном Даниловым для Buro 24/7)
Чулпан, в спектакле «Иранская конференция» у вашей героини не было одного-единственного прообраза. Какой вы её представляли, когда читали сценарий?
Никакого конкретного образа не представляла, потому что хотела играть роль журналистки. Но играю поэта: так сложились обстоятельства. Ширин Ширази рассказывает, что безусловной свободы не существует. В мире, где есть любовь, а значит, и ответственность за другого человека, в мире, где есть отдача, а не присвоение, слово «свобода» больше не имеет смысла.
А почему вы хотели играть другую роль? Чем она ближе?
Журналистка двигает сюжет, она активнее. Понимаете, я очень приземлённый человек. Я помогаю детям, которые больны раком, и поэтому не люблю как бы философские размышления, что бог дал нам жизнь, бог нас заберет. Меня много раз спрашивали: «Зачем помогать детям? У них судьба такая. Значит, бог так решил». Журналистка говорит просто, понятно и по делу, и мне это нравится. «Всё очень просто: существуют права человека, и они нарушаются. Мы должны сделать так, чтобы этих нарушений не было. Чтобы людей не убивали или избивали только лишь потому, что они другие. Не такие, как принято в исламском мире». Вот её позиция.
<...>
Говорит ли ваше желание играть журналистку о вашем внимании к фемповестке? Вы считаете себя феминисткой?
А она не феминистка. Давайте сначала разберёмся, что такое феминизм. Отстаивание прав женщин?
Если точнее, то феминизм — это борьба за права женщин.
Тогда, конечно, я феминистка. Конечно, у женщин должны быть такие же права, как и у мужчин. Но я буду отстаивать и права гомосексуальных людей, права детей, права китов, права тигров. Мы все имеем права. Западное общество очень многое знает про права, а мы, восточное общество, много знаем об обязанностях. Как совместить две полярные сущности, которые есть в каждом человеке и в каждом обществе? Этот вопрос стоит перед сегодняшним миром.
<...>
А что из того, что вы читаете в интернете, вас обижает больше всего?
Сейчас меня уже ничего не обижает. Но когда мы только начали помогать детям, мы получали обвинения в одном, в другом, в третьем, в пятом, в десятом. Я и так человек, который делает много неправильного в жизни. У меня и так много отклонений от нормы, зачем мне приписывать ещё что-то? Вот как бы я поступила, если бы узнала, что кто-то помогает другим? Допустим, у меня есть ненормальный знакомый, который занимается бездомными животными. И я бы подумала: «Господи, ну хоть кто-то снял с меня эту ответственность! Я буду отправлять ему 10 рублей в месяц и буду счастлива, зная, что на моей совести не висит эта ответственность. Или вот есть фонд «Старость в радость»: я счастлива, что такие в хорошем смысле сумасшедшие люди помогают пожилым. Мне никогда и в голову не придёт спросить у них: «Почему вы занимаетесь этим?» Потому что помощь другим — это очень сложная работа. Никакой это не пиар, никаких бонусов она не приносит.
<...> 15 лет назад я была против того, чтобы то, что мы делали, называлось «благотворительным фондом». Всё это отдавало каким-то душком, ведь в середине 90-х на благотворительности очень лихо наживались. Сейчас, когда ты говоришь про «Подари жизнь», «Веру», «Старость в радость» и многие другие фонды, люди не задают вопросов. Они знают, что их не обманут. Но из-за того, что мы были первыми, у многих появилось ощущение, что фонд «Подари жизнь» большой, мощный и самостоятельный. Я часто слышала что-то такое: «Мы вашему фонду помогать не хотим, потому что у вас и так всё в порядке. Мы выберем маленькие фонды». И тогда я поняла, что мы создали какой-то перекос в сознании, потому что лечение онкологических заболеваний обходится дороже всех остальных. Нет ни одной другой болезни в мире, лечение которой требовало бы такого количества денег. Рак требует передовых технологий, лучших врачей, лучших лекарств. Нужно создать целую систему, в которой врачи из провинции могли бы лечить детей правильно, для того чтобы их не нужно было со всей страны везти в Москву. А сейчас привозят, и часто рак у этих детей уже в терминальной стадии, так что мы мало чем можем помочь.
<...>
Рудольф Нуреев, Иван Вырыпаев уехали из страны. Можете ли вы представить ситуацию, в которой покинете Россию?
Я думаю, каждый человек может представить себе такую ситуацию. Угроза жизни, угроза свободе. Каждый из нас может уехать, особенно после того, что случилось с Кириллом Серебренниковым.
Как вы считаете, когда закончится это дело и как?
Я ничего не считаю, я не хочу ничего думать. Сначала мне казалось, что силовики, которые пытаются добиться чего-то от творческой интеллигенции, сумасшедшие. Они не объясняют, чего они хотят от нас, от Кирилла. Они говорят, что он вор, но всем понятно, что это не так. А что они хотят сказать этим? Что он вор? Ну это смешно. Дальше что? Какой месседж они посылают нам? Чтобы мы испугались и уехали из страны? Чего они хотят от нас? Ну пусть шепнут: «Валите». Если они хотят, чтобы мы перестали высказываться, то пусть прямо скажут это. Пусть хоть что-то проартикулируют!
Дело против Серебренникова ещё не артикуляция?
Нет.
Почему?
А за что его сажать? Разве Кирилл был каким-то супероппозиционером? Или они хотят сказать: «Не ставьте талантливые спектакли, ставьте говно»? Ну пусть скажут тогда: «Выезжайте на сцену на танках, машите флагами, и будет вам счастье».
А они так не говорят?
Нет, они хотят талантливый театр, талантливых артистов. Но талантливые артисты не играют в бездарных постановках бездарных режиссёров. Талантливый артист может быть только в талантливом месте. Наше поколение им уже не запугать, мы всё равно будем нести «ересь».
Ересь?
Я, например, ненавижу Великую Отечественную войну, я не могу ей гордиться. Для меня это боль, кровь и страдание не только русского народа, но и немецкого, солдат и мирного населения других стран. Я в принципе ненавижу войны и ни одну из них никогда не поддержу. А если она всё-таки случится, то мне будет жалко все стороны конфликта.
То, что вы говорите, сильно противоречит нынешней риторике власти.
В «Современнике» Кирилл ставил спектакль «Голая пионерка». Сегодня его и представить невозможно, потому что он абсолютно пацифистский, внятно артикулированный спектакль про то, что жалко всех.
И всё-таки, чем закончится эта история, как вы считаете? Как можно реабилитировать Кирилла перед обычными людьми, которые смотрят телевизор?
Я не знаю. Кирилл должен быть на свободе. Время всё расставит на свои места, в этом я даже не сомневаюсь. Нет смысла реабилитировать Кирилла перед людьми, которые не знают его или его творчество. Нет смысла, пока они не начнут смотреть другое телевидение, слушать другое радио, жить другими категориями.
Что должно измениться, чтобы у нас появилось другое телевидение, другое радио, другая повестка?
В России человек должен стать главным. Не страна, не территория...
Не патриотизм...
Не патриотизм, хотя я очень люблю это слово. Я дважды жила вне Родины и просто подыхала. Я настоящий патриот. Я люблю свою Родину и хочу, чтобы всем было хорошо, чтобы в ней не умирали дети, чтобы невинные люди не сидели в тюрьмах. Пройдёт много времени, прежде чем наши люди поймут, что они ответственны за свою жизнь сами. Рабское сознание, которое нам так долго насаждала советская власть, — это такой посттравматический синдром, который нужно вылечить и забыть.
<...>
Данилов А. «Кирилл должен быть на свободе» // Buro 24/7. 24.04.19