Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Отвечая на вопросы интервьюеров об исполнительнице главной роли в своем спектакле Чулпан Хаматовой, Кирилл Серебренников повторял одно и то же: она национальное достояние. После премьеры остается признать данное режиссером определение исчерпывающим. Хотя и хочется прибавить описания подробностей игры госпожи Хаматовой. Написать про то, как необъяснимо электризует она все сценическое пространство своей нервной энергией, как сплавляет упрямство и беззащитность, наивность и истовую веру своей героини, советской пионерки Маши Мухиной, ушедшей на фронт и ставшей безотказной полковой шлюхой. Как меняется в зависимости от содержания сцены ее пластика и фигура, как набухают мешочки под сузившимися глазами и расправляются потом блестками неподдельных слез, как пружинится ее тело в военных приключениях и расслабляется потом в цирковом полете. Кажется, само это необыкновенное существо подсказывает режиссеру замечательные мизансцены — вроде той, когда отчаянный бросок к борту грузовика, увозящего на фронт парней, превращается в балетную поддержку.
Кстати, само назначение Чулпан Хаматовой на роль Мухи должно было бы подсказать наиболее возбужденным борцам против «очернения» славной военной истории (а они, естественно, уже клубятся вокруг премьеры), что даже формального повода для истерики предоставлено не будет. Госпожа Хаматова не из тех актрис, которых разумно использовать для показа бьющей наотмашь правды жизни в неприглядных формах самой жизни. Правда, роман Михаила Кононова, а вслед с ним и спектакль начинается так, как сотни произведений о войне: девочка приехала к бабушке на лето 41-го, тут напали немцы, все смешалось, и попала она на фронт. Но затем автор превращает героиню в окопную давалку, свято верящую в то, что таким образом она помогает одолеть врага, чтобы потом, сведя ее с ума от увиденного на войне и лишив жизни, действительно превратить в святую, в заступницу, ведущую за собой войска.
<...>
Должанский Р. Судьба барабанщицы // Коммерсантъ. 04.03.2005
Никакой голой пионерки в «Голой пионерке» нет. Чулпан Хаматова, играющая Муху, все два с половиной часа одета: либо в гимнастерку и кирзачи, либо в цирковое трико с блестками. Это когда Муха превращается в Чайку и отрывается от земли...
<...>
«Голая пионерка» располагала не слишком перетрудиться, потому что сюда призвали Чулпан Хаматову. А присутствие Хаматовой — это уже на три четверти готовый спектакль, фильм, сериал. Как всегда, она чудесна, как всегда, поражаешься, откуда у такого воробушка такое бронебойное обаяние. Однако уже ощутим момент эксплуатации и самоэксплуатации. В «Голой пионерке» Хаматова выдает всю свою ничем не сдерживаемую эмоциональность, пронзительные надсадные крики, существование на грани истерики, весь свой контрастный диапазон — от хулиганистой пацанки до воплощенной женственности. Причем выдает не только на земле, но и в воздухе, головокружительно кувыркаясь на лонжах. Советский цирк, ля-ля-ля, ля, ля-ля-ля-ля... Вокруг Хаматовой почти сплошь массовка. С отдельными выходами на вторые роли. Колоритный образ несостоявшейся Мухиной свекрови — у Тамары Дегтяревой. В девичьих снах ведет свекровь лютую битву с генералом Зуковым, отвовевывает у него душу будущей невестки, пытается достать красного дракона метким плевком...
Ямпольская Е. Так победили... // Русский курьер. 10.03.2005
<...>
В ассортименте также монтаж аттракционов — в прямом смысле слова, с полетами на лонжах и жонглированием кольцами, которые тут же превращаются в нимбы: ловко, ничего не скажешь. Но хлеще всего главный элемент сценографии (художник — Николай Симонов): поставленный вертикально дощатый пол с огромной щелью посредине — а из нее сияние исходит. В эту светоносную вагину и уходит в финале великомученица Муха, надев сапоги носками назад. Сделано, конечно, находчиво и доходчиво: не метафора, а прямо наглядное пособие. Но рождение трагедии из духа советского цирка как-то все равно не получается, а выходит нечто среднее между соц-артом и лубочным житием.
И это, между прочим, вдвое увеличивает ценность работы Чулпан Хаматовой, умудрившейся ни разу не сфальшивить, изображая Мухину невинность, Мухину глупость и даже делая из Мухи икону. Она не юродивая, как в романе, а просто среди этого эффектно обустроенного балагана играет что-то и в самом деле честное пионерское.
Зинцов О. Без галстука // Ведомости. 04.03.2005
<...> Пожалуй, никогда еще Серебренников так открыто не доверялся какому-то одному актеру, выразителю его мыслей и чаяний, не был так открыт в актере. В данном случае — в актрисе, Чулпан Хаматовой, играющей заглавную героиню. Игру которой можно и интересно описывать по минутам, в мгновенных вспышках и переменах так и не взрослеющей детской, скорее, мальчишеской, чем девчоночьей эмоции.
<...>
Белые гимнастерки, красные галстуки, красная шинель Первого... Не ирония, скорее, гиперреализм, который позволяют себе художник по костюмам Евгения Панфилова и сценограф Николай Симонов. Гиперреализм на грани соц-арта. Но искренность Чулпан Хаматовой, которая играет трепетную пионерку Муху беззаветно преданной делу партии и советской Родины, не допускает иронической усмешки, естественной при рассмотрении соцартовских опусов Комара и Меламеда. В спектакле Серебренникова всё, конечно, на грани и тем не менее — всерьез (и надолго — два с половиной часа без антракта!).
Заславский Г. Сталинские щепки // Новая газета. 04.03.2005