(интервью Чулпан Хаматовой для «РИА Новости». 2009 год) 

<...>

Описанная в фильме ситуация, когда герой воссоздает для вышедшей из комы матери всю ГДР в одной отдельно взятой квартире, похожа на правду?

Когда я прочитала сценарий, он мне очень понравился. Это настоящая, реальная жизненная история, и можно предположить, что такое могло произойти. Сценарий был очень крепок драматургически и даже идейно. Это что-то из той же серии, что «Андерграунд» Кустурицы, когда политические события ставят людей в такое положение, которое, кажется, и нарочно не выдумаешь. Вообще художественных фильмов на эту тему достаточно много было снято — «Солнечная аллея», например (Леандер Хауссман, 1999). Просто, видимо, до «Гудбай, Ленин!» не была найдена такая форма, по сути очень вместительная, и в то же время дающая возможность наполнить картину любовью и юмором.

Как вы попали в этот проект?

У нас была очень смешная встреча с режиссером. Мой агент мне сказал, что фильм будет сниматься в Южной Африке — просто что-то перепутал. И вот мы встречаемся с режиссером, он мне долго рассказывает про сценарий, про политические события, про сюжет, про канву, а я сижу и мучительно думаю: зачем же они едут в Южную Африку снимать Восточный и Западный Берлин? Наверное, я так плохо владею немецким, что я не могу чего-то понять. В конце концов я ему все-таки задала этот вопрос: почему вы будете снимать в Южной Африке, а он спросил: «В какой Южной Африке?» Потом выяснилось, что это перепутал мой агент, и на следующее утро он мне прислал путеводитель по Южной Африке, вместе со сценарием. А дальше мы начали готовиться: очень много читали, смотрели видеоматериалов. Нам очень много чего рассказывали — например, совершенно сумасшедшие истории про «Чекпойнт Чарли» (контрольно-пропускной пункт между Западным и Восточным Берлином — прим. ред.). 

Возникали какие-то параллели с ситуацией в России?

У нас же это было совсем по-другому, чем у немцев. У немцев — пришли, заставили, поделили страну, никто особо не спрашивал их мнения. Я поняла, насколько все по-разному, по премьере фильма «Гудбай Ленин!», получившего в Европе огромное количество наград и с треском провалившегося в русском прокате. У немцев это уже перешло в фазу ностальгии, а у нас никто смеяться над этим не смог — люди не поняли, почему это комедия. Режиссер очень удивлялся: он очень рассчитывал, что в России, в главной стране бывшего соцлагеря, это будет понятно и считываемо. Но увы... И я очень расстроилась, что меня в русской версии озвучила актриса, чей голос я помню по английскому сериалу про мисс Марпл. Это узнаваемый, очень интересный голос, но мне было очень сложно смотреть на свое изображение и при этом слышать голос мисс Марпл.

Почему же вас не позвали?

Для меня это загадка. Видимо, прокатчики уже думали, что у фильма не будет резонанса. Может, подумали, что я много денег попрошу — хотя это не так, конечно. Тем не менее, ко мне никто даже не обращался по поводу озвучания этой картины на русском языке.

Вы потом часто вспоминали этот фильм?

У нас же все зависит от роли — от того, насколько она интересная. В этом фильме у меня ничего не осталось, потому что по сценарию линия моей героини с главным героем была более прописана, но еще до начала съемок было понятно, что моя голова полетит первой: так как я не держу сюжетную линию, при монтаже, конечно же, меня вырежут. Зато у меня после этой картины остались прекрасные друзья: режиссер Вольфганг Беккер и Катрин Сасс, актриса, которая сыграла главную героиню. На съемках было некоторое противостояние: режиссер — «западник», а Катрин Сасс — «восточница». И иногда ей как непосредственной жительнице Восточной Германии казалось, что Беккер не знает, как правильно снимать. Вообще для меня было удивительно, как в Германии до сих пор немцы делятся на восточных и западных. Я думаю, Германия до сих пор не пережила это.

В чем конкретно это проявляется?

Даже цены на жилье об этом говорят. Только сейчас, в последние несколько лет, стали пытаться перераспределить центры. Например, Александерплац всегда была центром Восточного Берлина, а сейчас жизнь оттуда вытекает. Площадь около Рейхстага раньше была просто футбольным полем, пространством для общения, где сидели на траве, было огромное количество хиппи, клоунов — кого там только не было! Сейчас, конечно, все другое, очень похоже по мертвости на нашу Манежную площадь, где ничего не происходит, все в камне. Те улицы, где шла граница стены, всегда были захолустной частью города, а теперь с ними пытаются что-то сделать. На Постдамер-плац даже перенесли Берлинский фестиваль — под скрежет и недовольство всех, и немцев, и приезжих, потому что вместо уютного района Зоопарка, где фестиваль проходил раньше, с маленькими буржуазными ресторанами и старинными улицами, все взяли и переволокли на новую, очень холодную, ветреную площадь. Немцы до сих пор мечутся, пытаются приспосабливаться к новому облику города...

Пляски на деньгах и другие берлинские истории Чулпан Хаматовой // РИА Новости. 09.11.2009