Мы провели вместе, совсем рядом, последние два месяца его жизни. Работали над Гоголем, которого я предложил сыграть как современного автора. Спектакль назывался «Игроки — XXI». Чтобы сделать его, была создана АРТель АРТистов. С Женей мы разговаривали в октябре. Перед этим много времени не виделись. Очень, очень давно не работали вместе. <...> Он согласился сразу. И вот в середине ноября (это 91-й год) мы сели за большой круглый стол в одной из рабочих комнат МХАТа. Актеры — Тенякова, Калягин, Филатов, Невинный, Яцко и Евстигнеев. Я — режиссер... Пошучивали. Очки протирали, объясняли друг другу, что, дескать, так просто, почитаем текст... Рассказывали что-то, расспрашивали (давненько, давненько не виделись)... Но при всем том волновались немного. Заметно было. Товарищество, старая дружба — это еще и ответственность друг перед другом... Какие мы теперь? Каждый смотрит на себя глазами друзей — профессионалов. Ну, какой я сегодня? Эту читку выиграл Евстигнеев. <...>
Это неназванное, непроизнесенное лидерство Евстигнеев сохранил на все два месяца репетиций и так пришел к премьере. Его сильно волновало знание текста. Жаловался на память, и про суфлера поговаривал, и еще: — Мне надо, знаешь... несколько репетиций один на один... Чтобы не мучить никого... попробовать много раз только мою роль... понимаешь... мне это необходимо... Почему-то я запомнил число, когда мы встретились один на один, — 22 декабря. Честно говоря, я не люблю такие репетиции. Вдвоем — это не театр.
<...> Именно здесь, в этой неуютной репетиции вдвоем, я вполне оценил, как собран Евстигнеев, насколько серьезно относится к профессии, которой всегда (со стороны казалось!) как бы баловался без всяких усилий. В роли Михаила Александровича Глова три сцены. Мы сыграли первую. <...> Женя бормотал: «Эту сцену я выучил точно, до запятой, а дальше, предупреждаю, я плаваю...» Но я уже был абсолютно уверен — лед тронулся гораздо раньше, чем можно было предположить. И самое важное — Женя тоже был уже уверен: «Роль пойдет!» Это ощущалось. А дальше... Евстигнеев часто говорил (уже на «нормальных», общих репетициях): «Ну, давай только сегодня скучно будем играть. Ладно?» Что это значило? Это значило то, что объяснялось другой евстигнеевской фразой, которой он часто определял задачу себе и другим: «Здесь надо на чисто сливочном масле работать. Совсем чисто». То есть без внешних эффектов, всем нутром оправдывая каждый шаг и каждый жест. ...Мы все давно знакомы. Уже и на «Игроках» прошло двадцать — тридцать репетиций. Мы знаем не только тексты, слова и «словечки» друг друга, но и то, что за словами. Да и к тому же такие сочащиеся юмором, иронией артисты, как Хазанов, Невинный, Калягин, никогда не пропустят случая обшутить, спародировать. — Я сегодня буду скучно, ладно? — говорит Женя. — Ну, еще бы. Только совсем скучно, Женя, ладно? Ты начинай, мы тебя остановим сразу, если что... Если хоть чуть не скучно будет, сразу — стоп! Только договорились — все скучно, да? <...> Сыграл он свою последнюю роль всего девять раз: пять раз для коллег (в переполненном зале) и четыре раза для зрителей — тоже в переполненном. Во второй половине февраля.
Да, он полеживал в перерывах. Да, глотал таблетки. Да, мы все знали, что он едет в Лондон на операцию сердца — это давно планировалось, готовилось, устраивалось... Конечно, все серьезно, но ведь по плану... и Англия, заграничные врачи... было чувство надежности. Первого марта он играл последний раз перед отъездом. Последний раз. Закончил роль. Я вошел к нему в гримерную, держа большие пальцы восклицательными знаками — во-о! Женя улыбался, сам знал, что «во-о!» И зрители знали — «во — о!» была овация на уход. — А что, почему ты говоришь, что вот сегодня именно как надо? Чем отличается от вчера? — Музыка, Женя. Абсолютная музыка. Он улыбается... собирается машинально закурить, но... откладывает сигарету — «воздержусь, надо к операции себя готовить». И не выпил с нами, а мы отмечали его отъезд. Обнялись все, и он сказал: «Шестнадцатого обещают выпустить из больницы. Мы еще с Ирой четыре дня походим по Лондону. Но двадцать первого я на репетиции — это точно. Мне репетиция самому нужна». И мы разъехались в разные стороны.
Юрский С. Игроки. Евгений Евстигнеев // Кого люблю, того здесь нет. М.: Вагриус, 2008