Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
С Гзовской все получалось просто

Вершиной моего актерства была роль Луизон, младшей дочери Аргана в «Мнимом больном».

Когда я узнал, что должен стать девчонкой, — обиделся. Это был второй случай, когда я пытался доказать, что мне не чуждо чувство собственного достоинства.

Однажды я подумал: почему это в программках всякий раз вместо моей фамилии ставят какие-то три звездочки?

Меня спросили: «Тебе обидно?» Я ответил: «Конечно. Я не шустовский коньяк».

Ответ понравился. С той поры я стал в программках Колей Ларионовым.

И вот теперь — пожалуйте: играть девчонку!

Но Станиславский был великий педагог: он отдал меня в руки Гзовской.

Константин Сергеевич очень ценил талант Ольги Владимировны. Казалось, все отпустила ей природа, чтобы нести человеку радость, и даже в ролях, несвойственных ее натуре, Гзовская брала в полон своим редкостным обаянием и солнечностью.

Я был тогда худенький, говоря по-старомодному, субтильный, и при известных обстоятельствах вполне мог сойти за девочку тринадцати-четырнадцати лет. Но... походка? Голос, который уже начинал «ломаться»? Как быть с этим? Да и у Мольера Луизон не просто девчонка: это — будущая стерва, она знает, что к чему.

И все эти задачи предстояло решать мне, «юноше в шестнадцать лет».

С Гзовской все получалось просто.

Я приходил к ней на Малую Дмитровку после гимназического часа, и она поила меня чаем, угощала вкусными вещами, и тут же, за столом, начинала «играть». Она становилась на моих глазах — то хитрющей, то вдруг кокетливой жеманницей, язвила и хихикала, устраивая розыгрыши. А я глядел и восхищался той легкостью, с какой все это проделывалось, поражался мгновенным переходам из одного состояния в другое.

Наступил день, когда Гзовская решила показать меня Константину Сергеевичу. Мы направились с ней в Каретный ряд, где жил он в белом двухэтажном особняке напротив летнего сада «Эрмитаж».

В доме стояла тишина, время от времени долетал, видимо, из кухни, мелодичный перезвон.

Сейчас я очень смутно представляю себе этот дом, хотя и бывал в нем по разным причинам не однажды. Но ощущение простора сохранилось, потому что раз, не знаю уже по какому поводу, оказался в большой комнате за обеденным столом: то ли попал удачно, то ли был приглашен. Тогда за столом находилось много людей, из них я запомнил детей Константина Сергеевича — Киру и Игоря. Они были постарше меня и тянулись в рост за отцом.

За семейным столом Константин Сергеевич снова становился Алексеевым, то есть не вел и не поддерживал никаких разговоров о театре, подтрунивал над Марией Петровной Лилиной по поводу подававшихся блюд или перебрасывался шутками с гостями.

Не могу полностью воспроизвести то знаменательное утро, когда я показывал Станиславскому все, чего сумел достигнуть сам и чему успел меня научить Художественный театр.

Нас встретила Мария Петровна, одетая по-домашнему, в простеньком белом переднике, похожая на Варю из «Вишневого сада», и провела к кабинету Константина Сергеевича. У дверей остановилась, сказала лукавым шепотом: «Я послушаю?»

Держался я твердо. Роль знал, как отче наш, и совершенно спокойно наблюдал, как Константин Сергеевич приподнялся с дивана и взял со столика клеенчатую тетрадь.

— Поставьте кресло сюда. — показал он рукой. Гзовская поставила. — Нет, не садитесь. Арган ходит по комнате в ожидании дочки. Он взволнован: что-то она ему скажет. Так, хорошо!.. Вошла Луизон...

Мне стало вдруг необычайно весело и захотелось выкинуть что-то озорное. Скажу только, что Станиславский смеялся, как ребенок. Он одобрил нашу работу, а я уже настолько «вошел в образ», что мальчишеского во мне оставались только штаны.

Приближался день премьеры.

Генеральная репетиция, а их было несколько, прошла гладко. Я не получил ни одного замечания. Но и похвал тоже не было.

Впрочем, меня тогда беспокоило другое: корсаж и юбка, в которой я путался, не умея приспособить шаг.

Но тут снова выручила Гзовская, игравшая служанку Туанет в очередь с Лилиной. Я внимательно изучал походку Ольги Владимировны, затем бежал к зеркалу и без конца приседал перед ним в реверансах, едва дыша из-за туго затянутого корсажа.

Спустя день или два после первого спектакля, состоявшегося 27 марта 1913 года, рецензент газеты «Раннее утро» Яблоновский (забыл, Александр или Сергей) писал: «...Коля Ларионов — не опечатка ли это в программе? Вероятно, Оля...»

Ларионов Н. Синяя птица. Из страны воспоминаний. Новосибирск, 1969. С. 31-34.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera