Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Будьте тем, что Вы есть

27/VII 910 г. Кисловодск
Дорогая Ольга Владимировна!

Поздравляю Вас с началом. Дай Бог нам никогда не разлучаться. Мне очень досадно, что я теперь не в театре. При мне Вам не было бы так одиноко. Вас, конечно, пугает и то, что мы с Вами не занялись летом. Судьба почему-то не хотела этого. Когда я мог работать, у Вас был больной на руках. Когда Вы освободились, меня вязал по рукам Игорь. Он с 20 июня сильно хворает. Весь мой отдых ушел на лечение, на докторов и на мелкие домашние заботы. Я фаталист и верю, что это все было нужно для чего-то. Вот почему мои телеграммы были путаны. Мы сами не знали, куда толкнет нас судьба. В день отъезда в Сочи Игорь серьезно захворал: обострившийся колит с лихорадкой, и сейчас он лежит в кровати в Кисловодске (Дундуковская улица, дом Ганешина).

Как же нам быть в будущем? Я посылаю с Вишневским разметку роли Офелии (с Коонен), конечно, она Вам не подойдет, у Вас будет другой образ. Этот экземпляр нужен Марджанову для общего руководства и для отметки кусков (или скобок).

Вместе с Марджановым самостоятельно размечайте куски. Разметив, сверьте с моим экземпляром и недоразумения отметьте и запишите. Потом начните вместе с Марджановым отмечать куски по желаниям. Марджанов, кажется, понял несложный секрет этой работы, и если будут недоразумения, то небольшие. Я бы сказал, что и Сулер может помочь этой работе. Конечно, он может, и даже очень. Но тут я осторожен: не знаю степени остроты самолюбия Марджанова. И Вы будьте осторожны, чтобы не задеть еще не испытанного самолюбия. Выйдет складно — поговорите и с Сулером.

Конечно, могут быть и ошибки и разногласия, но разве так трудно поправить их? По приезде мы сделаем это в несколько репетиций.

До меня будет черновая работа. Запишите и поймите все.

Самое же главное — постарайтесь с первого раза найти хорошее, спокойное самочувствие на новой сцене. Важно, чтобы оно явилось с первого раза, не излишне возбужденное, а именно спокойное. Приезжайте пораньше на репетицию и несколько раз войдите в круг на самой сцене. Впрочем, до сценических репетиций еще много времени.

У актеров есть привычка внимательно следить только за замечаниями одной своей роли. Вы лучше меня знаете, что это ошибка. Было бы очень важно, чтобы Вы почувствовали всю постановку в целом, весь замысел Крэга во всем большом полотне всего «Гамлета». Тогда, сама собой, станет понятна и та часть, которая уделяется Вам. Это большая работа — проследить всю пьесу, так как она берет много времени, но Вы увидите, насколько она важна и как она помогает сживаться с целым, то есть со всем ансамблем.

Идя в театр в первый раз, не создавайте себе иллюзий — Вас ждет много разочарований. В нашем деле есть только одна хорошая сторона — у нас борьба еще возможна. Наденьте шоры и направьте взоры туда, куда Вы хотите стремиться. Все, что происходит по бокам, не касается ни Вас, ни меня. Не думаю, но могут быть и косые взгляды, и кривые улыбки — обращайте на них столько же внимания, как на рожи обезьян. Кривые рожи через месяц могут расплыться в улыбки (я начинаю говорить по-шекспировски).

Помните, что в театре есть четыре чистых отношения к самому делу: жена, Москвин, Стахович и я (отчасти Сулер, но его тянет к земле). Есть еще очень компетентный человек — Немирович. Есть порядочные, чистые люди, любящие театр, но не очень тонко понимающие его цели: в числе их Книппер, Савицкая и др. Есть и просто обыкновенно хорошие люди — ремесленники своего дела. Есть и милая зеленая молодежь, еще не определившаяся. (Остальное — толпа — фон — бараны.) Таких в Художественном театре — 6–7 человек. С ними можно столковаться, а с остальными надо бороться. На эту борьбу я Вас и приглашаю. Если Вы будете стремиться к настоящей, художественной цели — более ярого и энергичного, чем я, помощника Вы не найдете. Если наши цели разойдутся — тогда я сделаюсь бессильным и ненужным Вам. Войдя в театр, с первого шага не старайтесь быть скромнее, чем Вы есть, не старайтесь быть и смелее, чем Вы есть. Будьте тем, что Вы есть. Актеры — народ чуткий. Их не обманешь, их можно взять только настоящей простотой. Весело — так весело, скучно — так скучно. В смысле этики и дисциплины — Вы молодец и подтянете других, которые очень распустились. Дай Бог. Будьте спокойны и не нервитесь понапрасну. 2 и 3 августа буду усиленно думать о Вас. Целую ручки, Вл. Ал. поклоны.

Преданный К. Алексеев

 

О. В. Гзовской

Кисловодск 22 окт. 910

Дорогая Ольга Владимировна!

Простите, что пишу на клочках и своею собственною кровью. Это потому, что уцелело самопишущее перо только с красными чернилами, других же перьев у меня нет; во-вторых, потому что, лежа в кровати, гораздо удобнее писать на блокнотах.

То, что я пишу Вам собственной рукой, а не диктую — большой секрет, и вот почему: мне строжайше запрещено писать самому, и жена за это жестоко меня, лишая любимых кушаний и конфет (сегодня она и дети уехали в горы смотреть снег, который выпал ночью и лежит весь день на Седле-горе, нашли что смотреть!)

Если в театре узнают, что я пишу письма собственноручно, то будут обижаться при получении диктованных писем. В другой же раз мне не удастся избежать бдительного взгляда моей строгой жены. Конечно, ей покаюсь сегодня и буду за это лишен яблочного пюре. Его заменят самбуком, который я ненавижу. Ох! Я это чувствую. Но мое дело к Вам настолько важно, что стоит маленькой жертвы. Кроме того, мне необходимо писать самому, а не под диктовку; едва ли Вам будет приятно сознавать, что есть третье лицо, которое слышит все художественные интимные тайны, которых я должен коснуться сейчас. Я мог бы обратиться только к жене, но мне жаль ее, она так занята и так замучилась с нами.

Еще одно предисловие: я, вероятно, не кончу сегодня этого письма, так как это мой первый опыт, и пошлю его неоконченным. А Вы разрешите ли мне в другой раз диктовать все эти художественные тайны Кире? Напишите об этом словечко.

Итак, временно забыв об успехе, обратимся к работе. Что у Вас вышло из Екатерины Ивановны — не знаю, так как ровно никому не верю. Очень вероятно, что то, за что Вас бранят, достойно похвалы с педагогической точки зрения. Так, например, если вы в драматических сценах стремитесь прежде всего к естественности, а не к вулканической силе, насильственно вызванной, это похвально для нас, специалистов, и непохвально с точки зрения профанов, то есть критиков. Издали я могу только кое-что знать по прежним занятиям с Вами и, во-вторых, догадываться кое о чем, на что намекают критики и письма. Так, например, мне писали, что на репетициях Вы удивили нервом и проблесками настоящего темперамента. Писали также, что на спектакле было хуже. Понимаю. Во-первых, понятное волнение при исключительно неудачных для Вас условиях дебюта, а во-вторых, — привычка боевого коня, увидавшего толпу народа и услыхавшего боевые сигналы.

Это вопрос первый, о котором надо говорить, так как я уверен, что ощущение публики и показывание себя и своих чувств — было. От него отрешаются годами и притом только при условии благоприятной обстановки и атмосферы, которых у Вас до сих пор не было. Игра по ту сторону рампы, как писали где-то; некоторое отличие в тонах с нашими актерами (об этом нигде не писали, это мое предположение) и, наконец, многие старые привычки — все это результат ощущения публики.

Как бороться с этим, Вы теперь знаете не хуже меня: круг, развитие наивности, ощущение общения, ощущение близости объекта и приспособления. Вот что заставляет совершенно забывать о публике, так как некогда о ней думать. Слишком много душевных задач и без нее.

Но вот что Вы еще недостаточно цените (хотя, конечно, понимаете) — это то общее сценическое самочувствие, которое создается из всех этих служебных ощущений — сосредоточенность, ощущение общения (лучеиспускание и лучевосприятие), ощущение объекта и, как естественное следствие такого самочувствия, — подбор приспособлений.

Кажется, удавалось доводить Вас до правильного творческого ощущения — на репетициях за столом. Стоило Вам встать и начать двигаться — это ощущение нарушалось или совершенно заменялось актерским самочувствием. Впрочем, однажды, у меня в зале, Вам удалось немного действовать при правильном самочувствии (одна из первых репетиций «Свадьбы Фигаро»). Однако на сцене мне не удавалось еще угадывать в Вас такого правильного творческого самочувствия. Оно приобретается на самой сцене, оно требует работы не столько дома, сколько на сцене, в самый момент пребывания перед публикой. Вот при такой обстановке почувствуйте и познайте все, что Вы усвоили в теории (то есть круг, наивность, общение, объект. Я не упоминаю аффективных чувств и приспособлений, так как и те и другие явятся, лишь только будет готова почва для них).

Поэтому каждый спектакль — это дорогой урок для Вас. Не каждый день можно собирать публику и устраивать обстановку спектакля для такого урока. Дорожите же этими спектаклями как уроками. Все это я пишу потому, что знаю у Вас один недостаток: «Мне надо было ехать поскорее на поезд в Ярославль, — рассказывали Вы мне, — я отмахала „Цезаря и Клеопатру“, все равно публика дура, и никто ничего не понимает...»

Вот это большой вред, так как такой спектакль приносит десятикратный вред.

Получить болезнь (например, тиф) ничего не стоит, и она развивается с необыкновенной быстротой, но здоровье возвращается золотниками. Это я испытываю и сейчас. То же и в данном случае, о котором идет речь. Штамп, ремесленный прием — это болезнь, они вкореняются с быстротой заразы: один, два спектакля и, несметно для себя, штамп уже въелся в мускулы, и в нервы, и в мозг. Чтобы вытравить этот штамп — надо не меньше 20, 30, спектаклей, а иногда и больше. Математика иллюстрирует Вам приносимый вред и трудность его исправления: как 2 относятся к 30.

Роль Кати Вам не подходит ни с какой стороны. Почему Вы достоевская женщина! Но Вы будете хорошо, логично, просто и искренно чувствовать в этой роли. Создастся образ — Ваш, не Достоевского, может быть, — но он будет художествен, приятен и, главное, принесет Вам как артистке не вред, а пользу. Надо не только получить правильное творческое самочувствие на публике, но надо приучить к нему всю себя: мышцы, нервы, мышление и пр.

Только тогда, когда образуется правильная привычка (очень важная вещь во многих отделах техники и самочувствия), Вы будете считать себя вне опасности сценической заразы. Чтобы образовать и укрепить эту привычку, надо сотни правильных спектаклей с верным самочувствием. Объяснюсь на примере. Допустим, что Вы сыграли 30 спектаклей с правильным самочувствием и только один спектакль — с актерским. Какой же результат? Вы вернулись к прежнему положению и ни на йоту не двинулись вперед. Не думайте, что я преувеличиваю. Именно для Вас, у которой сильно въелись штампы Малого театра, мои слова и цифры — не преувеличение. Верьте мне, что это так.

Устал, кончаю. Целую Вашу ручку. Влад. Алекс. низко кланяюсь. Будьте здоровы, терпеливы и мужественны.

Сердечно преданный К. Алексеев.

Спасибо за хорошую телеграмму. Очень тронут.

О. ГЗОВСКОЙ

10-1-911 [Москва]

Дорогая Ольга Владимировна!

У меня к Вам большая просьба.

Вот в чем дело.

Я вернусь к концу февраля и со всей энергией примусь за «Гамлета».

Чтобы выиграть время, было бы полезно познакомить артистов с тем, что я нашел нового в нашем искусстве и что я записал в своих записках. Из присутствующих в Москве я больше всего говорил об этом с Вами,

Возьмите же на себя труд познакомить с моими записками перечисленных артистов. Для этого я поручало Вам один экземпляр записок, но беру с Вас слово в то, что Вы не выпустите этих записок из своих рук. Можно потерять их, забыть на извозчике, или они могут иными путями попасть в чужие руки и в печать. Тогда то, что мне так дорого, то, что еще далеко не созрело, будет измято и испошлено заправскими актерами. Я боюсь этого. Заранее благодарю Вас и за большой труд, который я взваливаю на Вас, и за охрану того, что мне так дорого.

Вот список лиц, которых хотелось бы познакомить моими записками:

Горев А. Ф.
Знаменский Н. А.
Массалитинов Н. О.
Подгорный Н. А.
Ракитин Ю. Л.
Уралов И. М.
Готовцев В В.
Днепров С. И.
Павлов П. А.
Хохлов К. П.
Жданова М. А.
Качалов
Павлова
Николаева.

Сердечно преданный
К. Алексеев

Станиславский К. С. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 8. Письма, 1906-1917. М.,  1998. 

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera