История нашего с Сашей знакомства необычна.
<...> Перед началом занятий на третьем курсе мы узнали, что нас объединили с театральным училищем и отныне мы именуемся Ростовским училищем искусств. Особого сближения не произошло — занятия по специальности у театралов шли в театре, а на общие предметы они приходили два-три раза в неделю. К тому же они были в большинстве своем на пять-шесть лет старше нас. Только Саша Кайдановский был наш ровесник. И так мы с Сашей проучились параллельно два года. <...>
В разгар выпускных экзаменов Саша «прогремел». Он слетал на один день в Москву, чтобы посмотреть фильм «8 1/2» Федерико Феллини. Естественно, ни у кого не спрашивая разрешения. Руководитель их курса Молчанов за пропуски отстранил его от занятий. Состоялось три или четыре собрания, на которых однокурсники (за исключением двух-трех человек) требовали наказать Кайдановского, то есть отчислить его из училища. Как ни странно, но спасло его руководство училища. Его перевели к другому мастеру, и в результате все окончилось благополучно.
Познакомились мы с Сашей в аэропорту «Внуково» вечером 5 ноября 1965 года. Была нелетная погода. Рейс все время переносится. Все суетятся около справочной. В конце концов объявляют, что самолет полетит только завтра утром. Народ начинает расходиться. Ко мне подходит знакомый молодой человек с гитарой: «Вы Саша Орехов? Я о вас много слышал». — «Да, — говорю, — я о вас тоже. Саша Кайдановский?» — «Он самый. Ну, и где вы сейчас?» — «В Московской консерватории. А вы?» — «В студии МХАТ. Кстати! Сидеть нам до утра, а у меня есть бутылка вина и кисть винограда». Устроились мы в укромном месте, Саша расчехлил гитару, сказал, что ему вчера показали замечательную песню Александра Галича, и запел: «Облака плывут, облака...» Потом он еще пел, и так в разговорах незаметно прошла ночь. Наутро мы договорились встретиться в Ростове, поскольку летели разными рейсами. Так началась наша дружба. <...>
В Москве Саша ввел меня в мастерскую скульптора Никиты Лавинского. Это был талантливый и обаятельнейший человек. <...>
К тому времени Саша успел бросить Школу-студию МХАТ и, несмотря на уговоры, не хотел нигде учиться. В мхатовской студии, где он должен был со старшекурсниками здороваться на «Вы», ему не понравилось. После долгих увещеваний в конце первого семестра Саша пошел в Щукинское училище и, к удивлению всех, был принят.
<...> Потекли дни учебы. Саша сдружился с Ваней Дыховичным — талантливым, очень интеллигентным человеком. Такой библиотеки, как у Ваниного отца, я больше ни у кого не видел. Постепенно через Сашу я перезнакомился со всем его курсом. Курс у них был замечательный. Леня Филатов, Боря Галкин, Володя Качан, Стае Холмогоров, Нина Русланова...
<...> Кроме Никиты Лавинского мы постоянно общались с Инессой Травкиной, литературным критиком, регулярно печатавшейся в «Новом мире». Жила она тогда далеко, в Бескудниково, тем не менее мы ее часто навещали. Инесса была в курсе событий шедшего тогда процесса Синявского — Даниэля. А на следующий год мы у нее (насколько можно успеть за ночь) прочитали в машинописи одну треть романа Солженицына «В круге первом». После зимних каникул, которые мы обычно проводили в Ростове (да и не только каникул — ездили и на праздники), в начале марта я зашел в мастерскую к Никите Лавинскому. Сидим, беседуем. Я спрашиваю: «Саша скоро будет? Никита отвечает: «Да он в Ростове. Уехал примерно на неделю». Захожу через неделю. Сидит Сашка. Спрашиваю: «А что ты в Ростове делал?» Он спокойно говорит: «Как что? Женился». Я не поверил, более того, опешил. Мне казалось невероятным жениться в 19 лет. Я подумал, что Саша меня разыгрывает, но все оказалось правдой. Вскоре в Москву приехала Ира. Позже она поступила в МГУ на факультет психологии.
После женитьбы Саша стал снимать квартиры. Поначалу в Москве он жил в мастерской Никиты Лани некого, потом много лет мытарился в общежитиях, в каких-то жутких местах, вроде бывших барских конюшен в районе Никитских ворот. В Москве тогда актерам давали обыкновенные подвалы. Обустраивали их по самому жалкому минимуму — и это считалось общежитием. Общежитий, в которых он жил, пока учился, было несколько. Сколько — я не знаю точно. Чуть ли не десяток в разных местах. После училища, уже актером, он снова жил в подвале, прямо за Театром Вахтангова. Потом нашел комнату на втором этаже двухэтажного деревянного сруба во 2-м Банном переулке, на отшибе, рядом с железнодорожным депо. Это, можно сказать, была его первая московская квартира. Этих квартир тоже не перечесть: и Банный переулок, и Трифоновка, и Малая Бронная, и Пушкинская улица, и Димитрова — куда я только к нему не ездил! Где мы только не встречались! Когда Кайдановский в последний раз работал в театре — во МХАТе, у Ефремова, он жил уже не в подвале, а в полуподвале. Артист главного театра страны дорос до полуподвала на улице Станиславского, напротив греческого посольства. Саша говорил: «Смотри, какие шикарные люди греки!» В трехметровый забор, огораживающий посольство, были вмурованы большие и острые осколки бутылок. Наша учеба шла своим чередом. Саша приходил к нам на студенческие концерты, я в свою очередь на его сценические зачеты и экзамены. Саша очень хорошо (для непрофессионала) разбирался в музыке.
У Кайдановского было какое-то почти интимное отношение к музыке, особенно к классике. Даже среди музыкантов редко встречается такое маниакальное желание качества. Я много раз видел его фонотеку — она была подобрана с редчайшим вкусом! Он покупал в Москве такие вещи, которые мало у кого были. Причем не просто собирал — Саша их активно слушал все время. <...> Однажды я долго объяснял Саше, как надо понимать 7-ю симфонию Бетховена. Он терпеливо слушал, ничего не говоря. А потом я смотрю — у него есть 7-я, 6-я, 5-я. Я перебрал пластинки — а у него все симфонии Бетховена, да еще в разном исполнении. Вот тогда я понял, насколько серьезно он относился к музыке. Саша потом сыграл в фильме «Жизнь Бетховена» его секретаря — Шиндлера, который спас многие произведения Бетховена. Саша считал этот фильм одним из лучших, в которых ему довелось сыграть. И эту роль, может быть, лучшей из своих работ. Он очень любил Альбинони, Иозефа Мысливечека. Саша говорил, что это замечательные композиторы. В зрелые годы ему очень нравилось, как играет Глен Гульд, поздняя, последняя запись «Хорошо темперированного клавира». Ранее он Глена Гульда избегал. Когда Саша жил в коммуналке на улице Воровского, в непосредственной близости от магазина «Мелодия», фонотека у него стала просто фантастической. Библиотеку он собрал тоже блестящую. Литературу и особенно поэзию Саша знал в совершенстве. А как он читал стихи! Такого чтения я больше не слышал. Из Сашиных студенческих работ особенно запомнились две. Сцены Гамлета и королевы (Нина Русланова) и Раскольникова и Порфирия Петровича (Володя Качан). Позже Саша сыграл Гамлета в постановке А. Полампшева в Зале Чайковского и Театре эстрады. После этого спектакля о Саше была положительная рецензия в журнале «Театр».
С кино дело у Саши, да и у его сокурсников, дальше проб пока не шло. Когда Саша перешел на четвертый курс, его взяли на работу в Театр на Малой Бронной. Наконец они с Ирой зажили в более или менее нормальных условиях общежития театра. <...> Ролей не давали. Зато свободного времени было много. И вот одна из замечательнейших женщин, каких я встречал! в своей жизни, преподаватель французского языка в Щукинском училище Ада Владимировна Брискиндова, уговорила Сашу сделать то, что он сам давно хотел сделать, но не решался. Начиная с первого курса, обсуждая любой просмотренный спектакль и с Инессой Травкиной и с Никитой Ливийским, и с кем бы то ни было, Саша менее всего говорил об игре актеров. В основном он обращал внимание на постановку спектакля. Уже тогда его в первую очередь интересовала режиссура. Саша начал делать наброски литературно-сценической композиции, основанной на книге В.В. Вересаева «Пушкин в жизни» и поэзии самого А.С. Пушкина. Ада Владимировна буквально заставила Сашу сделать на основе этих набросков сценарий выпускного спектакля. Весь первый семестр четвертого курса Саша с участием Ады Владимировны писал этот сценарий, охватывающий два первых раздела книги Вересаева — «Лицей» и «Петербург». Со второго семестра начались репетиции. В них участвовал почти весь курс. По ходу дела много менялось. Случались и конфликты, но это вещь неизбежная. Главное, что спектакль получился. <...>
После окончания Щукинского училища Сашу и Нину Русланову распределили в Вахтанговский театр. Саше предоставили «комнату», которую иначе как конурой не назовешь. Открыв входную дверь, спустившись на Три ступеньки вниз, вы оказывались в «кухне». Направо и налево стены, прямо дверь в узкую низкую комнату, которая заканчивалась окошком на уровне тротуара. И в этом театре работы тоже почти не было. Саша написал продолжение композиции по Вересаеву. Спектакль назывался «Когда постиг меня судьбины гнев...». Шел он в зале филармонии и других местах. Играли Саша, Василий Лановой и Валентина Малявина. Потом был еще один спектакль — «Как в ненастные дни». В Вахтанговском театре Саша долго не задержался и перешел во МХАТ. Общежитие МХАТа было значительно лучше, хотя помещалось в цокольном этаже. Через год Саша ушел и из МХАТа. Как он говорил: «Не для того я получил высшее образование, чтобы стоять истуканом на сцене с алебардой в руках».
<...> Нашел я Сашу через Никиту Лавинского, то есть пришел к Никите, а Саша у него. Сказал, что теперь он снимается на «Мосфильме». Я, закончив аспирантуру, вернулся в Ростов. Виделись мы очень часто. Билет Ростов — Москва в купе «Тихого Дона» стоил тогда восемнадцать рублей, а на самолете можно было долететь за девятнадцать рублей. В Ростове Саша бывал регулярно.
<...> Фильм «Жена керосинщика» Саша хотел снимать в Ростове. Он как-то обратил внимание на то, что, когда умных людей сажали в психушки, в Ростове, по главной улице Энгельса, разгуливали тихие шизофреники. <...> Кличка его была «Марсель Марсо». И вот в один прекрасный день «Марсель Марсо» появился с кошелкой, набитой камнями, у здания Ростовского обкома партии и начал бить стекла. А окна этого замечательного по красоте памятника архитектуры конца XIX века, экспроприированного коммунистами, были по размерам, как витрины в московском «Метрополе». После этого «Марселя Марсо» больше никто не видел, из-за этого случая, который Саша собирался воссоздать в своем фильме, съемки в Ростове и сорвались. Если в Московской консерватории ему разрешили разжечь костер на сцене в Малом зале, то бить стекла в Ростовском обкоме партии по второму разу да еще и снимать это (под одобрение публики) ему не позволили. И снимал «Жену керосинщика» Саша в Калининграде (Кенигсберге). Но овальное окно над парадным входом в горком, в которое герой его фильма швыряет камень, — копия окна обкомовского здания в Ростове.
http://kino-stalker.ru/2011/07/22/aleksandr-kajdanovskij-vspominaet-aleksandr-orexov/