Кайдановский сравнительно недолго был на моем курсе, да и то в самом конце учебы. Я набрал курс в 1961 году, и выпускался он в 1965-м. Это был мой первый педагогический опыт. Помню, как я пришел и сказал: «Вы будете учиться быть актерами, я буду учиться вас учить, так что будем учиться вместе».

Кайдановский учился на параллельном курсе, которым руководил режиссер Владимир Александрович Молчанов. Я работал со своими студентами, к тому же ко мне перешла группа покойного народного артиста Петра Георгиевича Лободы, поэтому пришлось работать с двумя курсами. Поэтому в силу двойной занятости я не очень хорошо знал молчановский курс. Не помню точно, за что Саша был отчислен Молчановым. Это было уже на четвертом курсе, незадолго до дипломных спектаклей. Кайдановский оказался в очень сложном положении. К тому же у него в то время была сломана рука. Он ведь был человеком достаточно неординарным, и мне на это многие указывали. Но я считал и считаю, что студентам можно кое-что прощать, особенно, если это люди талантливые.

<...> Я совершенно его не знал, мнения о нем педагогов были самые дурные. Все говорили, что он очень «тяжелый», что он творчески дерзок, но я взял Кайдановского к себе на курс, чтобы дать ему возможность окончить училище и получить диплом. И считаю, что сделал тогда доброе дело. Конечно, его тут же задействовали в дипломном спектакле.

Саша был человеком молчаливым, задиристым, но обладавшим достаточно твердым собственным мнением. <...> У Кайдановского имелась на все своя собственная точка зрения, и переубедить его было невозможно. Так говорили в училище. С Молчановым у него были споры и конфликты по творческим вопросам. Со мной — ни одного. Работалось нам легко. Кайдановский был точен, чуток и выкладывался по-настоящему.

Он был немногословен, не любил вести пространные разговоры по поводу ролей, но результат его работы меня вполне удовлетворял. Спектакль получился очень симпатичным.

<...> Способный и оригинальный студент, он чувствовал свои возможности. Его образованность, острый и нестандартный ум были видны и тогда. Кайдановский иногда поражал своими знаниями в сопредельных областях искусства. Особенно он увлекался музыкой. Тот курс был вообще очень музыкальный. Не у всех сложилась судьба хорошо... Словом, работали мы с Кайдановским спокойно. Но, зная его конфликтную натуру, я часто думал, как дальше сложится его жизнь. Ведь, конфликтуя, очень трудно существовать в нашей профессии. Анализируя его поступки, я думал, что часто в конфликтах был виноват не он один. Почва для этого создавалась не только его характером, но и отношением окружающих, какими-то обстоятельствами, поступками, которые были не поняты педагогом. Это порождало напряжение, которое увеличивалось, и дело доходило до взаимных срывов.

<...> А может быть, дело было в том, что я тоже был молод в то время, играл на гитаре, пел песни и довольно легко находил со студентами общий язык. Кайдановский даже как-то пригласил меня к себе домой. У него уже была очень симпатичная и обаятельная жена, совсем молоденькая девушка Ира. Да и ему-то было совсем немного лет — девятнадцать. Вот так мы с ним общались.

Кайдановский играл в дипломном спектакле «Домик на окраине». Играл интересно. Задатки, которые в нем были, проявлялись уже тогда. <...>

Саша успешно защитил диплом. Это было в марте 1965 года. Я также помню его в спектакле «Мещане». Этот спектакль начинал ставить Леонид Шатуновский, но не смог его довести, и я его завершал.

Через год я узнал, что Кайдановский поступал в Москве сразу в три театральных вуза, как и я в свое время. Он успешно прошел творческий конкурс и тоже был принят во все три института. В конце концов он выбрал Щукинское училище и пришел на курс к Вере Константиновне Львовой, у которой я учился в 1947–1951 годах. <...> Он закончил Щукинское училище. Годы в Театре Вахтангова, куда его распределили, как я слышал, оказались для него трудными. И с точки зрения работы, и с точки зрения человеческих взаимоотношений <...>

Потом Саша стал сниматься в кино, и я каждый раз поражался новым граням его таланта. Его манера игры отличалась собранной сдержанностью. Потом в его персонажах стала чувствоваться собственная жизненная неустроенность, неблагополучие. Пожалуй, именно в это время в нем начала проявляться какая-то мистическая предопределенность. Вся его аура стала очень тревожной, я бы даже сказал, трагической. И это было сразу видно. <...>

http://kino-stalker.ru/2011/07/27/aleksandr-kajdanovskij-vspominaet-mixail-bushnov/