В картине «Жизнь за жизнь» имеется сценка, которую разыгрывали двое: Витольд Полонский и я. Съемка была вечерняя, и потому работа шла на высоком подъеме Это вообще выгодные часы, когда имеешь дело с людьми, пришедшими из театра. Часов с восьми вечера до полуночи их интеллект привычно приподнят. Так вот, я и Полонский бегло прорепетировали нашу сценку по моему методу. Оператор Завелев и Бауэр что-то долго завозились у камеры, и я сказал Полонскому:

— Знаешь мне что-то не нравится этот кусок Не сделать ли нам так...
Он согласился и тут же спохватился:
— Давай скажем ему.
— Не надо, — ответил я. — Сделаем, и все!

И мы сделали! Предложенное мною развивало и соответсвенно удлиняло действие, причем, как видите, совершенно неожиданно для Бауэра.

Замечательно было то, что он не остановил съемку, и даже когда заметил недоумение оператора, быстро шепнул ему:
— Продолжай.

Окончив, мы стояли несколько смущенные, поглядывая на Бауэра. он шел к нам со своей изумительной улыбкой.
— Черти, — говорил он. — Право, черти! Хорошо. Только другой раз предупреждайте. Ведь Борис чуть не остановился. А я сразу понял, что хорошо. Спасибо. Молодцы.

<...>

Я часто ломал голову над причиной того исключительного успеха, каким пользовалась Вера Холодная. Мои наблюдения при совместной работе давали удивительные выводы. Я категорически утверждаю, что В. Холодной были совершенно чужды какие бы то ни было эмоции творческого характера, в каких бы драматизированных или трагических положениях она ни снималась. Всегда и везде она оставалась той же простенькой Верочкой, «доходившей», несмотря на это, к зрителю c невероятной силой. Я знаю, что в ранней юности жизнь была очень неласкова к Верочке. Я знаю, что ей пришлось перенести много тяжелого. Налет грусти всегда был ей свойствен. Она смеялась редко и смеялась невесело. Я сказал бы, что на облике сравнительно, юной Холодной лежал отпечаток той грусти, что свойственна нашей северной природе в дни раннеи осени, И возможно, что именно это, затем пассивная нежность фигурки, глаз и движений роднили ее со зрителем.

Еще черта, которая в равной мере была свойственна и Витольду Полонскому. Мне это часто бросалось в глаза и затем приводило в изумление, когда я особенность эту много раз проверял на экране. И она и он крайне небрежно одевались. Она в тряпочки, он как-то мешковато и неряшливо. Между тем на экране выглядели оба поразительно элегантно и красиво.

То ли внешность поглощала минусы туалетов, то ли было нечто видное только через объектив аппарата, — но это было так и осталось для меня неразрешенной загадкой, контраст которой был особенно велик по сравнению с В. В. Максимовым, чрезвычайно изящным вне экрана и сильно уступавшим Полонскому в фотопередаче.

Перестиани И. Кинорежиссер Бауэр. Русская дореволюционная кинематография // Перестиани И. 75 лет жизни в искусстве. М.: Искусство, 1962. С. 258-263.