Неудача полная и сокрушительная. Такая неудача, за которую хочется пожать руку с уважением, потому что подобные неудачи случаются, когда человек ставит самую главную задачу, пытается ответить на самый главный вопрос. Здесь не диво потерпеть неудачу. Тут или пан, или пропал; или взлет невиданный, или падение, сломя крылья и голову. Вопрос, который задает Овчаров, совершенно закономерен: почему Чехов назвал свою пьесу комедией? И почему, в полном противоречии с желанием автора, все ставят «Вишневый сад» как печальную, безысходную мелодраму? Нельзя ли сломать эту традицию? Нельзя ли попытаться поставить «Вишневый сад» как эксцентрическую комедию? Нельзя ли увидеть в этой пьесе материал не для трагического Ингмара Бергмана или Висконти, а для Гайдая или Чаплина? Овчаров попытался ответить на этот вопрос своим «Садом». Ответ у него получился обескураживающий. Нельзя.
Чем больше он и его артисты пытаются комиковать, смешить публику, тем более и более становится невесело. Мрачно становится. Драматургический материал сопротивляется этому комикованию. Когда Гаев произносит свой монолог о шкафе, а шкаф благодаря усилиям фокусницы Шарлотты «оживает», ворочает блюдцами, словно глазами, шевелит вилками, словно усами, становится жутко. Что-то такое сюрреалистическое проскальзывает, Сальвадор Дали вместе с Рене Магриттом нам кланялись — какой уж тут смех. Тут жуть. Такой же жутью веет от муляжей деревьев с приклеенными белыми цветочками, выстроившимися бесконечными шпалерами в приземистом ангаре до самого, самого горизонта. Причем то, что муляжи деревьев выстроились именно в приземистом ангаре, пусть и до самого горизонта, угадывается с ходу, а звук «долби», долбящий зрителя по ушам из зала, создает и вовсе клаустрофобическое ощущение: нас вместе с домом и деревьями втиснули в тот же самый, пусть и бесконечный, но ящик. Это уже не сюрреализм Дали и Магритта, где при определенной сноровке можно обнаружить пусть и своеобразный, но юмор. Это уже привет от немецких экспрессионистов. По такому садику, по такому домику в пору бродить или черному монаху из одноименного рассказа Чехова, или Чезаре из «Кабинета доктора Калигари».
Вот так он шутит: вот этот ящик- длинный, длинный до самого горизонта — и вот в этом ящике неживые деревья с неживыми цветами. Скоро мы в этот ящик сыграем. Шутка. Комедия. Ха. Ха. Ха. Кукольный гиньоль с куклами в человеческий рост. Такой же странной удачей-неудачей неудавшегося эксперимента можно считать несмешного, отвратительного Епиходова, вооруженного револьвером и томиком Ницше. То, что Ермолай Лопахин не более чем переходный этап, а настоящим владельцем того, что останется от вишневого сада, будет кто-то другой, истинный, доподлинный разрушитель, который снесет вообще все: не то, что вишни с цветочками, но и дачи с дачниками, — это Овчаровым понято и изображено плакатно, не очень убедительно, однако интересно и плодотворно. И то, что этот новый, настоящий владелец, покуда очень смешон, нелеп: кий ломает, застрелиться не может — тоже вполне замечательно. Ведь он смешон для своих современников. А для нас, знающих все, что произойдет в дальнейшем, Епиходов — приказчик Лопахина, облокотившийся на барский дом, в котором помирает Фирс; Епиходов, оставленный руководить вырубкой сада, — скорее страшен, чем смешон.
Можно сформулировать точно, в чем главная причина неудачи «Сада» Овчарова. Сергей Овчаров — мастер немого, бессловесного кино. Слова ему не то что лишние. Слова ему мешают. Лучшие его фильмы — принципиально бессловесны. Можно было бы написать, что ему в таком случае и не следовало браться за Чехова. Но это не так. У Чехова было странное отношение к словам. Это заметил не кто-нибудь — Маяковский: «...и там, где дюжинному драматургу потребовалось бы самоубийством оправдать чье-нибудь трехчасовое шляние по сцене, Чехов дает трагедию простыми словами: «А должно быть, в этой Африке — жарища, страшное дело». Чехова можно сделать бессловесным, немым. Овчаров, по всей видимости, сначала так и хотел, но не решился. Замахнулся, но не ударил. Между тем, немая комедия «Вишневый сад» с титрами, где помещены слова, без которых не обойтись, была бы в масть и впору Овчарову. Возможно, что и здесь его ждала бы неудача, но эксперимент был бы чище, результат его был бы несомненнее.
ЕЛИСЕЕВ Н. Неудавшийся эксперимент // Сеанс. 2006.