Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
У веселой хохотуньи, жизнерадостной Люли Бек, «звездочки» из театра «Венус», бывает минутами мрачное настроение. В эти минуты она углубляется в себя, чувствует, как бесконечно скучны и противны окружающие ее поклонники, видящие в ней одно лишь тело, тело без души. Как гнусны подогретые вином страстные речи, как бессодержательны вечные ужины, как нагло бесстыдны исполняемые ею шансонетки.
В такие минуты Люля бежит из шумного города куда-нибудь на окраины, проводит час-другой в полном одиночестве, и как будто обновляется ее душа.
Однажды в морозный зимний день к Люле, сидящей на скамейке в парке, подошел Витольд, так же, как и она, бродивший в одиночестве, испытывавший, быть может, такое же разочарование в жизни.
Молодые люди познакомились. Бойкая Люля успела все расспросить Витольда, узнала, что он недавно вернулся из-за границы, работает в конторе отца, что он немножко поет, что у него есть невеста.
Какое-то сродство душ влекло их обоих друг к другу. Молодого, еще чистого юношу, с кристальной душой, с огромной любовью к ближним, и эгоистичную кокетку Люлю Бек.
Витольд безумно увлекся Люлей, а в ее сердце как будто также затеплился огонек ответного чувства.
Витольд часто-часто навещал Люлю за кулисами. Пошлая окружающая ее обстановка возмущала и огорчала его.
«Я бы жизнь свою отдал, чтобы увести вас отсюда», — говорил он Люле.
И одно время Люля как будто разделяет его мечты о новой жизни. Она, не стесняясь, откровенно говорит корректному Гольцу, ее «постоянному», что она влюблена и просит его оставить ее.
Но такое настроение продолжается недолго.
В один вечер Люля как-то сразу понимает, что она делает несчастным и Витольда, и его невесту, от которой, выражаясь вульгарным языком, «отбивает Витольда». Разве она смеет разбивать счастье этой милой чистой девушки?
Витольд должен вернуться к ней, к этой далекой невесте, которая так страдает, видя его отчуждение.
Но как это сделать? Ведь и она хотела бы счастья, хоть дольку, хоть крупицу чистого, не покупного счастья.
Но у этой легкомысленной кафешантанной певички великая, кристальная, еще не погрязшая в пороке душа.
Путем своей жертвы Люля хочет спасти от гибели молодое юное существо.
И вот однажды вечером она снова превращается в беззаботную Люлю Бек, говорит пошлости, смеется над Витольдом... гонит его от себя...
Витольд, потрясенный, уходит...
На следующий день во время исполнения Люлей ее номера на сцене в одной из литерных лож раздается сухой треск выстрела...
То Витольд выстрелил себе прямо в сердце, и оборвалась молодая жизнь...
Жертва Люли оказалась напрасной...
Через три дня высокая бледная девушка, невеста Витольда, стояла на коленях перед Люлей и прерывающимся голосом умоляла ее: «Скажите мне... Вам я поверю... Скажите — они ведь лгут?» На миг вспыхивает в сердце Люли злоба на эту девушку, не сумевшую удержать Витольда от смерти... Рука ее уже тянется к шкатулке, где хранятся полные страсти, полные любви письма Витольда. Одного письма довольно, чтобы вконец сразить эту девушку.
Но это желание угасает так же мгновенно, как оно вспыхивает. Рука медленно опускается, и ровным, тихим голосом Люля говорит: «Успокойтесь... Витольд никогда не любил меня...»
И чистой остается память о покойном женихе для этой девушки, которая, успокоенная, примиренная, уходит от Люли.
А Люля, пересилив себя, снова мчится, как нарядный мотылек, к ярким огням мишурной позолотой сверкающего света.