Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Над нами там какие-то силы колобродят
Об образах и приемах

О скрежете зубовном и малахольности

Я обожал театр, был просто помешан на театре, болезненно его ощущал. В нем мера условности намного выше, чем в кино. В театре больше искусства, чем в кино, конечно. Театр бесконечен. И я хотел «привить» театр к кинематографу. Я же кинолюбитель, я знаю все такие самодельные технологии. Тарковский говорил про запечатленное время, про то, что только в нем и есть специфика кино. Но я не мог смириться с этим. Я сейчас секрет открою, этого никто не заметил: если вы посмотрите все мои фильмы, они все сняты абсолютно фронтально, все играют прямо на камеру, как на сцене. И только в «Левше» у меня появился момент примирения театра с кино. Потому что начинается все театрально, но потом театр перерастает в кино. Насколько возможно.

Звук для меня имеет огромное значение. Если бы я не был кинорежиссером, наверняка бы стал звукооператором. Рядом с моей музыкальной школой, в Майкопе, был кинотеатр. Жарко, в школе нараспашку все ставни, и в кинотеатре будка киномеханика всегда открыта. Вместо своих гамм я слышал только фонограммы фильмов. И кино-то я полюбил, слушая фильмы, на которые не мог попасть. Самое завораживающее для меня было — витрина кинотеатра с фотографиями идущих фильмов: когда фильм шел, фонограмма всегда звучала в этой витрине. И люди стояли возле и слушали. Фонограмма даже плохого фильма завораживает, в ней есть какая-то праздничность, торжественность — выстрелы, крики, смех, голоса, взрывы, лошадиное ржание...

Об учителях, Дон Кихотах и ветряных мельницах

Мой мастер, Григорий Рошаль, жил в таком доме, где что ни сосед — то сталинский лауреат.

Однажды Рошаль сказал: я вижу твои увлечения, давай-ка я тебя приведу к одному человеку. Взял меня за руку и привел в полупустую квартиру, где жил седой старый человек — кинорежиссер Александр Медведкин.

У него трагическая судьба, конечно. Его забыли, и картины его многие были уничтожены.

А ведь это гений кино. Его фильмы фольклорно-балаганные — с очень сильным чувством кинематографа. Он тогда посмотрел мои работы, выслушал про «Небывальщину», которую я тогда обдумывал и сказал: у вас ничего не получится, не дадут сделать, потому что никто этого не воспринимает. Я сказал — нет, получится. Вот — встретились. Сломанный человек и мальчишка, который уперся рогом. Он подарил мне книгу: там были уникальные фотографии из его несохранившихся фильмов. Подписал: «Сережа, мы с вами боремся с ветряными мельницами...»

На съёмках фильма "Небывальщина" (1983)

Он мне предложил пойти вторым на его «Окаянную силу». Я сказал: не смогу, не могу быть вторым, могу только сам быть автором. Потом он заболел, я получил от него письмо про то, что было несколько инфарктов и что ничего больше он уже сделать не сможет.

О природе художественного творчества

Некоторые люди с годами становятся защищенными — им кажется, что от ошибок, от неприятностей, от обид всяческих. А на самом деле — от жизни. У других, напротив, нервы на поверхность выходят, и ломается даже тот панцирь слабенький, что удалось как-то нарастить. Что тут выберешь?

Кинематографисты ведь ценят фильм за его чувственность прежде всего. С годами приходит опыт страдания и сострадания. И вместе с опытом приходит понимание искусства, потому что эти две вещи и есть искусство. А откуда оно берется — из воздуха, из времени, — я не знаю. Это нам сверху посылается. Над нами там какие-то силы колобродят, бросают нас в какие-то переживания, заставляют любить или ненавидеть. Бог ведь тоже строит свои сюжеты. Такое придумывает!

То, что он вытворяет, то, как он фантазирует, — никому не дано. Поэтому иногда он просто выбирает себе каких-то людей и через них творит свое искусство.

Но ведь надо уметь еще все организовать так, чтобы реализовать какие-то посланные сверху сигналы. Их надо расшифровать и их надо реализовать. Вот с реализацией-то у меня туговато.

Все, что я снял, — снял не так, как хотел, не так, как задумывал. Потери гигантские. Потому что и воли не хватает, и грубости. Нужно унижаться, нужно жать самому. Это очень тяжело. В советское время мне было в каком-то смысле легче: налаженный процесс существовал. Потому-то семь или восемь лет последних — ни одного фильма. Конечно, преодоление препятствий входит в профессию.

«Снять во что бы то ни стало» — это принцип профессионалов. Но — не мой. Мой — лучше не снимать, чем снять не так. Видишь, что не идет — значит не надо. Значит, в другом месте попробуй приложить свои силы. Все равно рано или поздно вернешься к этому замыслу. А может, это значит, что я не профессионал вовсе.

О барабане

Когда учился еще, болел Чаплином и Китоном, искал свою какую-то мелодию, своего героя. Мне мерещился персонаж, чудак, нелепый, неуместный, что-то вроде Человека Рассеянного.

Я уже почти его видел: его манеры, походку, внешность, грим. А потом меня сбил с толку этот барабанный человек. Вдруг стал замечать, что в кино очень часто на несколько секунд появляется некий комический человечек с барабаном, и потом исчезает... В одном фильме, в другом, в третьем... Я заболел просто этим человечком, перестал спать, само собой про него все придумывалось, гэги косяком пошли. Ночью вставал, записывал. Все думал: а что такое этот барабан? Им от дождя можно укрыться, плавать на нем, яичницу в нем жарить, белье стирать — ну, это понятно. А на самом деле, что он такое? Из кожи животного сделан... Это живое существо, часть самого героя. А потом подумал, что этот человек-барабан как единое существо и есть мой собственный нелепый мир... Героя нет вне его инструмента, из которого он может извлечь только глухие удары. Но он приговорен к барабану: не может ни сбежать от него, ни продать по дешевке или задорого, ни променять на что-нибудь более звучное.

Потому что барабан — это ведь не только искусство его или ремесло, он и есть его жизнь.

ОВЧАРОВ С. Судьба барабанщика [Записала И. Васильева] // Сеанс. № 17/18. 1999.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera