Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Самопал превращен в стиль
О художественном методе
Самопал как двигатель прогресса

«Барабаниада» была нахальным шагом назад — намеренным шагом. Там все сделано на трех ниточках и веревочках, я сознательно добивался бомжовского изображения, будто снимали на студии кинохроники где-нибудь в Ростове-на-Дону или Куйбышеве когда-то, давным-давно. Звук мы записывали со старых пластинок, и еще туда специально шип добавляли. Шипящее, шероховатое звучание классической музыки — а я этого и хотел. Я пытался доказать, что для кино на самом деле ничего не надо. В фильме никаких изысков изобразительных нет вообще, примитив. И слова я убрал. Намучился в свое время с английскими субтитрами — мутные, белые, сидят на кадре, отвлекают внимание, портят изображение. Это убивает фильм! Все смотрят только на буквы, которыми и не написано-то ничего, только «Да» или «Нет». Издевательство над кино, я решил с этим бороться.

«Барабаниада» — самопал, который превращен в стиль, в метод. По мне, всякого рода технические совершенства, а также изыски, ими рожденные — удел богатого кино. Только нашим самопалом мы можем ответить на их блокбастеры. Противостоять американским технологиям мы можем только своими антитехнологиями.

В «Фараоне» с помощью этих самых достижений науки и техники я опять же хотел сделать историю самопальную: у нас были обычные компьютеры, больше ничего. На этот раз эксперимент заключался в том, чтобы соединить открывшиеся мне «игрушки» телевидения, любовь к театру и свой опыт в кино. Первый этап — это чистый, откровенный театр. На подиуме, на сцене все это делалось и снималось на видео. Второй этап — мультипликация. Изображение мы заводили в компьютер, уничтожали объем, убирали тени, плоским все делали. Третий этап — перевод изображения на кинопленку. Я вот всегда против, когда в кадре соединяют живого актера и нарисованного персонажа. Это нелепо эстетически. А здесь я попытался сделать наоборот, внутри мультфильма поместить живого человека...

О сценарии. О нелюбви к сюжету, точкам и запятым. О пользе иных знаков препинания.

Когда я пришел в кино, меня с самого начала испугал тип отношений, принятый между сценаристом и режиссером. Сценарист был безраздельным хозяином, как правило, потому что все права были у него. Я делал все для того, чтобы иметь возможность уже на площадке изменить какой-то эпизод, никого ни о чем не спрашивая. И вообще я индивидуалист: мне может понравиться чья-то идея, я могу восхищаться ею. Но если она не моя, ничего не получится, одно только отторжение. Кроме того, сценаристы прозу путали со сценарием, а ведь между ними нет ничего общего, это два разных вида искусства. Рассказ написать — это как выдохнуть. Сценарий — совершенно особая вещь. Драматургия кино с литературой ничего общего не имеет. Потому и экранизация буквальная не может получиться в кино.

При слове «сюжет» я вздрагиваю. В моих фильмах это всегда самое неполучившееся, самое банальное. В чем и беда моя: говорят, что вот, сюжета нет. А по мне — его можно менять в любую сторону.

Сюжет — это точки, запятые, точки, запятые. Мне же по душе другие знаки препинания. Никогда не вырезал куски и не клеил куски из соображений стройности сюжета. То, где твой мир по-настоящему реализуется, — это подробности, которые очень часто мимо сюжета, поверх него, рядом с ним.

В каждом моем фильме половина материала была снята как бы впустую: я не мог остановиться, я снимал массу как будто ненужных вещей. Вот они-то и были бы сейчас интересны, но меня всегда загоняли в жесткий сюжет. Я даже пролежал две недели в парализованном состоянии после первой своей картины. Все исчезло, все самое главное.

На съёмках фильма "Оно" (1989)

Это может показаться банальным, но кино — зафиксированная уникальность. Она может быть разной. Вот фильм Дилинджер мертв — кино, настоящее кино! А сюжета-то в нем вообще никакого. У человека есть все, а человек мается, с ума сходит — вот и весь сюжет. Но есть моменты, когда ты ощущаешь настоящий эстетический восторг. Помните, когда он включает кинопроектор и рукой по экрану водит: там герои живут какой-то своей жизнью, а он их обижает всячески и ласкает: кого-то кусает, кого-то гладит, кого-то щипает за грудь, за попу.

Это сюжет? Нет, это кино. Тарковский хорошо говорил, что можно просто показывать лицо человека, странное лицо человека. И до тех пор оно будет притягательным, до тех пор на него будут смотреть, пока не поймут, что он делает. Как только секрет раскрыт, как только догадались — все, уже не интересно.

Это трудно сформулировать: на самом деле драматургия кино — это система образов, которые нельзя изъяснить словами. Когда смотришь и думаешь: «Ах, ты! И что это такое?»

О том, как важно договориться на берегу...

Работа начинается с читки сценария — как в театре. Подробный обговор всего, до мелочей. Мы собираемся с группой и разговариваем, разговариваем. Мне важно тщательно обговорить все на берегу, добиться понимания. Чтобы уже в тех рамках, которые обозначены, каждый мог проявлять свою свободу. Вряд ли кто-нибудь из работавших со мной скажет, что я давлю.

В кино можно быть индивидуалистом сколько угодно, однако без соратников ничего не получится. Даже если в неведомых глубинах их художественного чутья весь твой замысел имеет шанс потонуть, все равно возникнут обязательно и какие-то новые вещи, которых ты совсем не ожидал.

...с оператором

Я работал с Федосовым, мощным оператором. С ним были свои проблемы: он не любил, когда я заглядываю в камеру, и приходилось хитрить, чтобы понимать все-таки — что же мы снимаем. Я пытался просто догадаться иногда, у меня ведь и операторское образование еще есть.

На съёмках фильма "Небывальщина" (1983)

Потом уже Федосов меня начал подпускать, иногда даже сам звал. Вот позовет и спрашивает: «ну как, посмотри, нормально?» Да, говоришь, нормально. Обязательно говоришь это слово «нормально», а потом добавляешь — ну вот, может быть, только чуть-чуть сдвинешь вот сюда? Мучительно долго я добивался этого права. Вот где я приветствую революцию техническую, так это в появлении монитора на съемках. В «Барабаниаде» он у меня уже был, я мог все видеть тихонечко, никого не трогая, стоя в сторонке, не задевая ничьих самолюбий. Это очень важные моменты, с крупностями теми же самыми. Все до сантиметра нужно вымерять. Есть средний, крупный, общий план, это все знают, но это ни о чем не говорит. Есть тысячи градаций одного крупного плана. Я в первый раз столкнулся с этим на «Нескладухе». Когда актер наигрывает, я чуть дальше камеру отношу и все нормально воспринимается, чуть подношу, — и выглядит кривляньем.

С тех пор зарубил крепко себе это на носу.

...с художником

Я очень много делаю рисунков к каждому фильму. Художников от раскадровок всегда освобождаю, пока не рисую, — не понимаю, как снимать. Потом с наслаждением перечеркиваю все эти раскадровки, когда они сняты уже, наконец, вымучены. К сожалению, редко так бывает, чтобы талантливый художник был еще и хорошим организатором. С рабочими умел договориться, от цехов добиться качественной работы.

...со звукорежиссером

Я работал с разными звукорежиссерами, а потом мы сошлись с Костей Зариным. С тех пор вместе с ним работаем. У него есть чутье на звук, и мы понимаем друг друга с полуслова. У него возникают потрясающие предложения все время. В «Барабаниаде» герой долго не играл, жил в семье, омещанился, забытовился, а тут вдруг решил вернуться к своему искусству, достал барабан измученный, взял и стукнул по нему... Получился какой-то неживой звук. Эта сценка длится секунды какие-то... Как добиться ощущения того, что барабан умер? Там всего-то пять или шесть звуков. Взяли крик ишака, отрезали от него какое-то «а-а», обрабатывали его долго, и вот так появился крохотный, «мертвый» звучок. Потом герой стал настраивать этот барабан, стал с ним общаться, и звук стал тут же оживать, превращаться в живой, говорящий.

На съёмках фильма "Оно" (1989)

<...>

Для меня самое интересное — это совмещение изображения со звуком. Вот вы помните в «Оно» сцену пожара.

Мы записывали разные крики, вопли, волосы дыбом вставали от этих звуков, просто инфаркт можно было схватить. А потом я говорю: «Давай вообще звук уберем». И убрали, совсем. Тишина, ходит женщина, кричит, но звука нет никакого, даже снег не скрипит. Это гораздо страшнее. Или, например, когда голову оторвали градоначальнику: секретарша заходит, голова на столе, ухмыляется, и — никаких тебе писков, визгов, только пикает сигнал точного времени. Так долго пикает, что становится понятно: время остановилось в стране. Отсутствие звука, на мой взгляд, иногда гораздо сильнее его, и этим надо уметь пользоваться.

Актеры у меня медленно существуют. Потом ускоряю немножко, и пластика становится острой. Но ускорку я не буквально использую: вот в «Оно» иногда даже какие-то фазы пропускаются, чтобы казалось, будто они прокручиваются. Актеров я очень люблю и стараюсь создавать для них комфортные условия. Снимаю медленно, с суфлированием подробного внутреннего монолога... Бывает, что очень нужно какую-нибудь провокацию учинить. В «Небывальщине», например, в одном эпизоде надо было, чтобы все безудержно хохотали. А человека трудно заставить хохотать. И вот мы взяли несколько камер, выстроили всех перед ними, как на расстреле просто. Я взял мегафон и сказал: начинаем петь частушки. Можно матерные? Можно! Детей убрали и начали петь. Дети тут же обратно прибежали. Такой хохот стоял. А мы снимали тихонько. Нужно уметь настроить людей на нужную волну и потом не мешать просто. Зачастую неактер гораздо сильнее может передать эмоцию, чем актер. У нас люди на улицах, как ни странно, очень кинематографичны, необыкновенно.

Просто хватай и тащи в кадр. Лица — это очень важно, даже в массовке не может быть ни одного случайного лица.

Это не второй план какой-то неведомый. В кино, на самом деле, не должно быть понятия второго плана, как и понятия неглавного героя. В ритме фильма, разумеется, есть своя музыкальность.

Для меня она сродни музицированию. Когда человек музицирует — не играет по заученному, а музицирует — он может где-то приостановиться, где-то заиграть быстрей. Это — свобода. Хотя, конечно, внутри задачи. У каждого времени есть ритм. Например, американское кино — в его ритме есть сразу и национальность и время. Бешеный темп, подталкивание — через запятую, через запятую, быстрее, быстрее, чтобы зритель не дремал.

Но для меня ритм связан еще с таким понятием, как отстранение и остранение. Даже самые высокие вещи я снижаю и делаю смешными. Снимаю очень многие эпизоды ускоренной съемкой, но хочу, чтобы фильмы получались, напротив, несколько заторможенные, малахольные. Отсюда эти все сбивки, когда ускоряешь пленку, а актеров играть медленно заставляешь. С одной стороны, я сжимаю время, а с другой стороны — растягиваю. Можно ведь было загнать действие в бешеный темп, чтобы все катилось, кувыркалось. У меня медленность намеренная, против которой все восстают. Но я, скрипя зубами, это все равно делаю, потому что тогда возникает как бы псевдотечение времени. В жизни время-то не торопится, мы же его медленно проживаем.

На съёмках фильма "Оно" (1989)

<...>

«Нескладуха» была почти полнометражная, а осталось от нее минут двадцать пять экранного времени. Но я такой механизм придумал: что бы с фильмом ни делали, пусть даже эпизоды меняли бы местами, — а все равно смысл никуда не денется. Потому что у меня микродраматургия. Фильм из клеточек состоит, и внутри каждой клетки уже ничего изменить нельзя.

ОВЧАРОВ С. Судьба барабанщика [Записала И. Васильева] // Сеанс. № 17/18. 1999.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera