Короткометражная «Нескладуха» оказалась дебютом на диво складным. Непутевые мужички, русские недотепы, воевали с украденной винной бочкой, увертывающейся от распития, автор же поглядывал на них с иронией, но и не без любования. Сергей Овчаров сумел обойтись почти без слов, а фильм его проговорил внятно и в голос: явился режиссер, на других не похожий. Кинематографическая его речь, будто и не ведая о модах с тенденциями, льется словно из самых недр народной культуры. Как живая вода, смывает с того, что принято звать фольклором, вековую пыль и сусальную позолоту, возвращает энергию, вкус, соль.
Дальнейшие «Небывальщина», «Левша» и «Оно» — сочинения на все ту же «русскую тему» — продолжили и эксперименты с киноязыком. Все здесь шиворот-навыворот и все не «как у людей». В большинстве сцен — фронтальные «театральные» композиции, актеры играют прямо на камеру, то и дело начиная «подпрыгивать» в режиме ускоренной перемотки. Синхронных диалогов почти нет, а уж если какому персонажу и достаются редкие реплики (например, «ампиратору» Александру в «Левше»), то уж произнести их по-человечески никак не удается: разве что пропеть тоненьким сопрано, как в дурацкой опере.
Количество аттракционов на метр пленки опасно превышает норму. Скоморошины, как горошины, сыплются, словно из рога изобилия. Каждая из них готова «прорасти» сюжетной веточкой, потянуть историю в свою сторону. В этот огород немало критических камней летело: драматургия-то, мол, прихрамывает. Подробности, которые мимо сюжета, поверх него, рядом с ним, действительно, интересуют С. О. гораздо больше, чем собственно сюжет. Но удивительным образом разудалый этот хоровод выстраивается в цельную трилогию. Три фильма складываются в оригинальное и глубокое исследование трех составляющих национального характера, трехступенчатую попытку национальной идентификации — хотя высокоученая эта лексика менее всего подходит кинематографу С. О. Здесь свои законы, своя логика и своя география — на детский манер. Обнажение приема, нескрываемая условность создают лубочную «обратную перспективу», укрупняющую то, что не видно обыкновенным глазом.
Все это никак не укладывается в привычные нормы кинопостроения, что и заставило знатоков искать аналоги. Нашли предшественника в лице Александра Медведкина — режиссера, в чьих киноагитках тридцатых годов стихия русского фольклора блестяще соединялась с балаганностью раннего кинематографа. Языковые его поиски были, само собой, объявлены происками, за которые автор заработал упреки в формализме и насмехательстве над революционными идеями. Через много лет Медведкин подарит С. О., тогда студенту, книгу с уникальными кадрами из своих несохранившихся фильмов и подпишет ее так: «Сережа, мы с Вами Дон Кихоты, у которых ничего не выйдет».
Но невеселое это благословение (вроде надписи у сказочной развилки дорог: «Прямо пойдешь...») едва ли могло от чего-нибудь предостеречь С. О. И пожелай он свернуть направо или налево, не вышло бы: его дар нимало не подлежит корректировке под нужды обстоятельств и, скорее, ведет за собой обладателя, чем подчиняется его воле. Не случайно дипломная «Барабаниада», таинственно разлетевшаяся в клочки прямо во время защиты, словно в отместку за неурочную гибель, двадцать лет не давала покоя своему создателю. Множились эскизы, бесчисленные вариации одного и того же: человек и его барабан. Бесконечно поступали на рассмотрение худсоветов разнообразные заявки с одним и тем же названием. Со временем становилось все очевиднее, что Левша и горемычный Бобыль из «Небывальщины», упорно изобретающий крылья, — суть ироничные автопортреты самого режиссера. Только в 1993 году из странного барабанного помешательства вырос смешной и лирический фильм-притча о человеке и его призвании — кресте, благословении, средстве к существованию и помехе для него. Изображение в «Барабаниаде» («самопальное», под документ) вступает в конфликт с фантасмагорическим сюжетом; а игра с культурными кодами подсвечивает фабулу изнутри. Еще в Оно, рассказывая печальную историю города Глупова, С. О. опирался на историю собственно кино. Имитируя то манеру ранних комедий, то «большой стиль» сталинской эпохи, то телевизионную хронику образца «Новостей дня», рискованно сталкивал разнородные жанровые пласты, создавая антологию клише социальных мифологий. На языке цитат, омертвевших культурных знаков, говорил о круге безвременья, где Истины нет, а есть извечная парабола русской жизни с заменой плохого совсем скверным.
В «Барабаниаде» же, стилизованной под немую комическую, «сказка странствий» маленького музыканта с другом-ворогом барабаном по абсурду девяностых естественно и просто наложилась на похождения другого маленького человечка — по Новым временам и новым временам.
В том-то и секрет С. О., что создает он вроде как незамысловатые вещицы — да все с закавыкой. Играет с традицией, остраняет ее и перелицовывает. Простодушная корявость — обманка. Приглядись к этим фильмам, как к блохе аглицкой, повнимательней — тут и увидишь, как переплясывают и перемигиваются в них множество литературных, изобразительных и кинематографических отсылок. Все время «оборачиваясь назад» — к фольклору ли, к истории ли киноискусства, — С. О. умудряется глядеть вперед, и взгляд его зорче, чем у многих. Так в 1989 году, когда все еще дружно радуются «ветру перемен», появляется его пессимистическое Оно, а в разгул «чернухи» — светлая и лирическая «Барабаниада».
Ее успех не спасает С. О. от последующей длительной паузы в работе. Новые времена оказались к режиссеру не более благосклонны, чем к герою его фильма. А режиссер, вопреки всему, не менее, чем герой этот, стойким. С. О., получивший первое кинематографическое образование на факультете «кинофотолюбителей», по-прежнему остается именно им, кино-любителем, добровольным дилетантом, упорно поддерживающим в себе это самочувствие и не менее упорно нарушающим границы и нормы.
В отсутствие средств как на заветный замысел «Конька-Горбунка», так и на экранизацию «Чевенгура», он сочиняет миниатюру Фараон, открывшую цикл «Мифы» и новую технику работы с изображением. Остроумное наложение мифологии Древнего Египта на современные стереотипы мировосприятия осуществлено с помощью самоновейших компьютерных «прибамбасов» — но опять-таки каких-то «самопальных», домашних, детских. Одночастевка, снятая на видео за копейки, получила золотого берлинского «Медведя». Сегодня, после почти десятилетнего перерыва, С. О. наконец в запуске. Филатовская сказка «Про Федота-стрельца, удалого молодца» станет фильмом, и ясно, что фильм этот будет отдельный, чудной, ни на что не похожий.
ВАСИЛЬЕВА И. [Сергей Овчаров] // Новейшая история отечественного кино. 1986–2000. Кино и контекст. Т. 2. СПб, 2001.