Он был очень любим народом. Никто другой не пользовался такой популярностью, как он, — никто! Желание людей увидеть его у себя дома за столом, широкие русские возлияния и угощения надломили раньше времени его могучее здоровье. <...> Не все ладно было в его жизни, дома. Мне кажется, что такому человеку всецело принадлежать только семье — просто невозможно. Да и, может быть, несправедливо: ведь он, говоря избитыми словами, «принадлежал народу». <...>
В творческой биографии Алейникова было несколько попыток прибегнуть к средствам перевоплощения. Одна из них кончилась комично. В кинофильме «Глинка» он предстал перед зрителями в образе Александра Сергеевича Пушкина! Грим — идеальный. Похож! Но стоило ему появится на экране, как зрители в кинотеатрах любого города, узнав своего любимца, дружно реагировали: «Ва-а-ня! Кур-с-кий!». Это была фамилия его популярнейшего героя из кинокомедии «Большая жизнь» (1940 г.). <...>
В самом начале 50-х годов маленький коллектив артистов Театра имени Станиславского вместе с Алейниковым выехал на десять концертов в Донбасс. Афиша наша выглядела так: красной строкой, то есть большими буквами, была набрана фамилия Петра Мартыновича и маленькими-маленькими — наши фамилии, как сказано было в афише: принимавших участие в концерте. <...> И вот наступал момент, когда наконец нужно было объявлять фамилию главного артиста. Ведущему не удавалось ни разу этого сделать. Он успевал сказать лишь начало фразы: «И наконец...» — или: «Ну вот настало время» — или: «Я с особым удовольствием...». И все! Дальше дело у него не шло. Везде, как по команде, разражалась овация, зал вставал и не давал Алейникову раскрыть рта. На сцену выскакивали женщины, мужчины, старые и молодые, с цветами, иногда с бутылками вина, водки или шампанского. Его обнимали, целовали, бывало, даже качали на руках (а однажды уронили), наливали прямо на сцене зелье, отрывали пуговицы, преподносили подарки.
На двух или трех концертах зрители вели себя поспокойнее, но тем не менее доводили его до слез, что не позволяло ему совладать с собой, успокоить зал и что-либо читать. Иногда он успевал, вытирая слезы, произнести в микрофон лишь несколько слов: «Братцы, да разве ж можно так? — или: «Милые, что же это вы со мной делаете?». Это еще больше подогревало ажиотаж зрителей, и, постояв минут пятнадцать на сцене в обнимку с цветами, Алейников, заплаканный, уходил и быстро-быстро уезжал на машине, которая всегда ждала его прямо у ступенек сцены.
В непоседливости, в неумении ждать, проявлять терпение, организовывать себя на большой отрезок времени, на какую-нибудь цель проявилась самая большая беда великого артиста — отсутствие силы воли. Очевидно, беда эта не позволяла ему отказываться от частых застолий или вовремя покинуть их. Поэтому эта беда надломила его и он ушел из жизни в возрасте, когда артистическая деятельность только входит в пору зрелости, когда жизненный опыт только-только начинает шлифовать мастерство.
Он не успел отпраздновать 51-й день своего рождения.
Весник. Е. Петр Мартынович Алейников // Евгений Весник портреты. — М.: Дрофа, 2003. — С. 245- 257.