Отец договорился со знаменитым киноартистом Петром Алейником о приезде в колонию для несовершеннолетних. Ходили слухи о его беспризорном прошлом, не знаю, правда ли это, но избалованный любовью, действительно народный, не имевший до конца жизни никакого «почетного» звания, артист мгновенно согласился.
Пацанва, услышав от начальства, что будет сам Ваня Курский (так звали одного из киногероев Алейникова) и в клуб пустят лишь ударников производства и дисциплинированных, презрительно сплевывала:

<...> Чего он здесь потерял?

У начальника колонии был потрепанный трофейный «Опель-кадет» <...>. Именно в тот день, когда надо было ехать в город за Алейниковым, автомобильчик окончательно развалился. В Ленинград пришлось послать старую полуторку-фургон с решетками на окошках и дверце. Фургон по дороге чихал, время от времени глох, и мы опоздали. Алейников стоял у подъезда в большой шубе с бобровым воротником <...>. Вокруг кучковались узнавшие любимца зрители. Петр Мартынович изумленно смотрел на тюремный транспорт. Увидев меня, захохотал:

— Конвоируешь?

Удивительная у него была улыбка — белозубая, яркая, и глаза —пушистые. Отказался сесть в кабину, залезая в фургон, сказал поклонникам:

— Забирают. — Оглядев мой колонийский вид (ватник, матерчатую ушанку, кирзачи), похлопал по спине. — Лешка, держи хвост пистолетом! Не такие горшки о наши головы бились!

Пацаны, увидев «живого» Ваню Курского, выли от восторга, орали, топали ногами, свистели. Алейников, не сняв шубы (на сцене было холодно), стоял, широко расставив ноги; пушистые глаза наполнялись слезами; он по-детски тыльной стороной руки вытер щеки, заложил два пальца в рот и оглушительно свистнул.

Менакер Л. Волшебный фонарь. СПб.: Лики России, 1998.