Он мог быть очаровательным.
Интересным, умным и остроумным собеседником. Радушным и щедрым хозяином.
Вы впервые попадали к нему в дом, и уходили обласканным, полным новых впечатлений, горячо желая поскорее вернуться, встречаться часто, постоянно.
Человек поразительно острых контрастов, человек большой душевной нежности, он порой бывал отталкивающе груб и циничен. Принципиальный и целеустремлённый, он порой становился капризным.
Вы впервые попадали к нему в дом, и вы могли уйти с единственной мыслью — не возвращаться. И вы бы ошиблись!

Нужно было очень и очень знать Льва Владимировича Кулешова, чтобы суметь в нём разобраться. Бывает так — вы знаете человека по его делам, по его научным трудам, по книгам или картинам. Потом вы встречаетесь с ним, и вас невольно охватывает недоумение. Как? Вот этот человек, встречу с которым вы так жадно искали, человек, поразивший вас заочно, оказывается пресным, скучным, неинтересным. Этого никогда не бывало с Кулешовым. Знавшие его ранее по фильмам, всегда при личной встрече попадали под власть его обаяния, бывали захвачены остротой его суждений, с напряжённым вниманием следили за течением его мысли. На всё он смотрел под каким-то своим, особым углом зрения, и когда вы пытались смотреть на людей, на события его глазами, мир поворачивался к вам совершенно неожиданной стороной и расцветал невиданными красками.

И во всём он был интересен в всём. Даже в своих ошибках. А ошибки были, конечно. Настоящему художнику новатору трудно пройти свой путь без ошибок.
Мне и раньше приходилось встречаться с Кулешовым. Я снимался у него в эпизодической роли в картине «Луч смерти». Но эти встречи были случайны. Кулешов был на несколько лет старше меня. И неизмеримо старше меня был по работе в кинематографе. Если я к тому времени был ещё только новобранцем, то Кулешов был уже маршалом, и своим «Мистером Вестом» успел прорвать фронт старой кинематографии. Он нанёс неожиданный удар по традициям русской «Золотой серии», по салонной кинематографии дореволюционного периода и по тем остаткам этих традиций, которым ещё как-то удавалось держаться в молодой советской кинематографии.

У него был свой, особый взгляд на киноискусство в целом, на режиссуру, на актёрскую работу, на монтаж фильма. И если и не со всеми его теоретическими положениями и их практическим применением на съёмках можно сейчас согласиться, то для своего времени их прогрессивная ценность была неоспоримой.
Ко времени моей серьёзной встречи с Кулешовым его мастерская уже не существовала. Пудовкин, Барнет, Оболенский нашли свой собственный путь, другие как-то отошли от своего учителя, иные совсем ушли из кино. Работу с ним продолжали А.С. Хохлова, С.П. Комаров (хотя снимавшийся и у других режиссёров и пробовавший свои силы в режиссуре), Галина Кравченко, не входившая в его мастерскую, но бывшая ранее его ученицей. Появлялся в картинах Кулешова и П.С. Галаджев (вскоре он окончательно перешёл на работу художника в кино, и на этом пути много и успешно проработал долгие годы).

Кулешов приступил к работе на киностудии «Межрабпомфильм». Он предложил мне роль большевика-подпольщика в картине «Весёлая канарейка». С той работы моя жизнь оказалась надолго связана с его жизнью. Лет шесть мы почти не расставались. Сейчас это представляется не таким долгим сроком, а тогда это был целый период жизни. Сразу же после «Канарейки» Кулешов предложил мне роль полковника в картине «Два-Бульди-Два».

Затем он снял «Сорок сердец». Это был трудный период в кинематографии, художественных фильмов ставилось очень мало, и я работал на этом фильме ассистентом Кулешова. Это был не игровой фильм (сейчас бы его назвали научно-популярным). Это была картина об электрификации страны, о сорока действующих, строящихся и только ещё проектируемых станциях, долженствующих дать новые силы стране, преобразовать города и деревни.

Картина ставилась по чрезвычайно своеобразному сценарию А.Н. Андриевского и настолько отличалась от всего творчества Кулешова, до и после этой картины, что она несомненно может служить предметом особого анализа.
Потом, уже в 1933 году, Лев Владимирович приступил к постановке фильма «Великий утешитель». Сценарий был написан А. Курсом и Л. Кулешовым по рассказу О. Генри «Метаморфоза Джеймса Валентайна». Но это была отнюдь не экранизация рассказа. На экране реальная жизнь, жизнь Америки конца прошлого века, сталкивалась с утешительной ложью писателя. Персонажи О. Генри — благородный взломщик Джимми Валентайн представал несчастным арестантом, заключённым навеки в каторжную тюрьму, великодушный сыщик Бен Прайс — грязным насильником, добродушный начальник тюрьмы — безжалостным зверем. Две эти линии, переплетаясь на экране, создавали то трогательные, то отталкивающие, то лирические, то полные острого сарказма моменты. Одни и те же актёры исполняли роли в реальной жизни и в рассказе:
Джимми Валентайн — И. Новосельцев Бен Прайс — А. Файт
Начальник тюрьмы — В. Ковригин
Дульси — героиню реальной жизни — играла А. Хохлова, а Аннабель — героиню рассказа — Г. Кравченко. Роль самого писателя О. Генри исполнял К. Хохлов.

Кулешов вновь нашёл себя. Мне представляется этот фильм новым и последним взлётом в его режиссёрской работе. Впервые в истории кинематографа вся картина была предварительно полностью отрепетирована в условных декорациях и показана руководству.
Впервые полнометражный художественный фильм был снят оператором Константином Андреевичем Кузнецовым на плёнке отечественного производства.

Были у Кулешова и ещё картины, но вскоре он полностью перешёл на педагогическую работу. Долгие годы он был профессором ВГИКа. Работал над книгами по теории режиссуры.
В это время мы уже почти не встречались. Никакой ссоры не было. Просто, по-видимому, отпало то, что является необходимым связующим звеном между людьми.
Но, хотя я никогда не был в мастерской Льва Кулешова, и никогда не был в прямом смысле его учеником, всегда буду помнить нелёгкие, но яркие годы, пройденные рядом, последние годы нашей молодости.
<...>

Файт А.А. Лев Кулешов // Файт А.А. Раб волшебной лампы. М., 2010. С. 124-132.