Фильмы с участием Анель Судакевич имели бурный успех. Вместе с мамой в них снимались выдающиеся актеры Игорь Ильинский и Анатолий Кторов. Но самое поразительное, что имя самой Аллы Константиновны Тарасовой печаталось на афише петитом, а имя Анель Судакевич шло крупным росчерком через все поле афишного листа.
Можно сказать, что киноактрисой Анель Судакевич, учившаяся у Завадского, стала благодаря случайной встрече с Борисом Барнетом, пришедшим на спектакль студии. Он предложил маме маленький эпизод в фильме «Мисс Менд», и она не осталась незамеченной.
Первый фильм, в котором мама сыграла главную роль, — это «Победа женщины» (режиссер Ю. Желябужский). Она вспоминала:
«Главные улицы Москвы были буквально завешаны плакатами с моим портретом. „Победа женщины“ была очень горячо принята зрителями — сужу об этом и по количеству писем, полученных мною в тот период. <...>
Вслед за этим я снялась в главных ролях в следующих фильмах: „Кто ты такой?“ (режиссер Ю. Желябужский), „Земля в плену“ (режиссер Ф. Оцеп), „Торговцы славой“ (режиссер Л. Оболенский), „Поцелуй Мэри Пикфорд“ (режиссер С. Комаров), „Два-Бульди-два“ (режиссер Л. Кулешов), „Изменник Родины“ (режиссер И. Мутанов), „Трубная площадь“ (режиссер Б. Барнет).
О Кулешове и о картине „Два-Бульди-два“ мне хочется сказать особо. Если в предыдущих фильмах меня снимали, в общем-то, как типаж, не слишком рассчитывая на мои актерские данные, то Кулешов подошел к работе иначе. Он требовал постоянной физической тренированности актера, придавал большое значение внешней пластике. Для исполнения роли цирковой наездницы я начала посещать Московский цирк и тренировалась в искусстве управления лошадью у знаменитого артиста Вильямса Труцци. <...>
Но самый большой след в моей тогдашней жизни оставила, конечно, встреча с Пудовкиным. Дружба с ним началась не сразу. Сперва были приятельские встречи в обществе общих друзей — у Алейниковых, у Райзманов, у Форестье. Всегда и всюду он старался быть в центре внимания — „держать площадку“, как острили наши коллеги. Действительно, рассказчик он был замечательный — фантазер, импровизатор, артист... Иные истории он повторял многократно, уснащая их каждый раз новыми красочными подробностями, — например, о художнике Коро, о том, как тот писал с натуры... в мертвецкой. Но не дай бог, если кто-либо, кроме него, завладевал вниманием слушателей — на Всеволода Илларионовича это всегда действовало отрицательно. Он как-то потухал, уходил в себя. Это желание — непременно главенствовать во всех ситуациях — очень забавно проявлялось в спорте. Он был самозабвенным, страстным теннисистом. Это нас и сблизило. Мы много играли вместе — и микст, и друг с другом. Но стоило ему или нашей паре проиграть, как начинались совершенно детская нервозность и обидчивость — вплоть до того, что однажды он сломал пополам ракетку.
В нашей дружбе имели место забавные традиции. Например, в первые по-настоящему весенние дни раздавался его звонок, и он говорил: «Не пора ли ехать покупать удочки и выбирать кабриолет?» Это означало, что пора выбираться за город на большую прогулку. Ходить он очень любил, и далекие загородные прогулки, заполненные интереснейшими разговорами, скоро вошли у нас в обычай.
В 1928 году он предложил мне сняться в своей новой картине „Потомок Чингисхана“. Мои эпизоды снимались в Москве, Основной же материал, как известно, снимался в Монголии. Мы на время расстались, и вот тогда-то началась наша переписка.
Судьба не могла дать мне в то время более щедрого, более дорогого подарка, чем этот наш эпистолярный диалог. То, что писал мне Пудовкин — сперва из Монголии, потом из Германии, когда он снимался у Ф. Оцепа в „Живом трупе“ в роли Феди Протасова, — прекрасно само по себе. Для меня же, малоопытной двадцатидвухлетней особы, нежданно оказавшейся в сложном житейском переплете, слово Пудовкина — умное, заботливое, проницательное — обернулось поистине спасительной поддержкой».
Мессерер Б. Звезда немого кино // Мессерер Б. Промельк Беллы. М., 2016. С. 97-98.