Сценарий читался года три назад. Неужто восприятие так быстро меняется? Ведь на экране, кажется, то же самое, что написано Верой Пановой в ее киноповести «Мальчик и девочка».

... Море, земля, пляж, небо. Мальчик, которого папа с мамой после девятилетки «перед мужской жизнью» послали отдохнуть в санаторий. Девочка — официантка из столовой — с пушистыми персиковыми щеками, нежным ртом и легкой походкой. Лунные ночи. Первая юношеская любовь. Мальчик уезжает в свою «мужскую жизнь». Девочка остается ждать писем. Писем нет. А девочке, которую никто не готовил к «женской жизни» приходится становиться женщиной — родить ребенка, найти в себе силы не отдать его чужим людям и жить...

Но, узнавая на слух прочитанные когда-то реплики и ситуации, с нарастающим недоумением следишь за происходящим на экране.

Чтобы разобраться в фильме «Мальчик и девочка» в том, как произошло тягостное исчезновение мысли и духа В. Пановой, придется вернуться к сценарию («Искусство кино». № 7. 1962).

«Можно сказать: мы в Крыму. Но правильней сказать: мы на земном шаре», — пишет Панова во вступлении к фильму.

Можно было бы назвать героев по именам и даже фамилиям. Но Панова называет их «девочкой» и «мальчиком». Потому что так правильней, потому что писательница рассказывает не просто историю, а маленькую грустную и радостную притчу о жизни. О том, что мальчики и девочки обязательно когда-то становятся взрослыми. О том, что не только в Крыму, но и на земном шаре девочки взрослеют раньше мальчиков. О том, что когда к мальчику приходит любовь, он редко связывает это с нравственной ответственностью.

Притча грустная. Рассказана она умудрённым опытом человеком и художником. Но она же и радостная, потому что в итоге всей этой грустной коллизии — светлое появление новой жизни.

Однако история о том, как «в Крыму и на земном шаре» мальчики и девочки становятся взрослыми — только часть сценария. Рядом с этим идёт второй слой повествования, в котором Панова, пользуясь своей наблюдательностью, умением выбирать из быта точные слова и детали, выражает свое, писательское отношение к действию.

Часто, став уже давно взрослыми, люди забывают, как и когда это с ними случилось. Папа и мама называют мальчика «малыш». Не только называют, но и думают о нем, как о малыше. А малышу — 18 лет, а малыш едет в армию, а малыш-то уже мужчина, отец! Если бы папа и мама захотели это увидеть, то подготовка к «мужской жизни» не ограничилась бы путевкой в санаторий. Появилась бы более важная забота — избавить сына от щенячьего непонимания жизни. И хотя часто мальчики бывают такими вот щенками, и хотя так было, так есть... не обязательно ли должно быть всегда? — спрашивает Панова своих героев и нас, зрителей.

А на пляже курортники, герои сценария, отвечают на этот риторический вопрос: прежде «в двадцать лет считался зрелым, а теперь человеку под сорок, а он все для окружающих Костя или Шурик... Лермонтову было двадцать семь, когда он погиб... А теперь поэту под сорок, а он все ещё начинающий...»

Отдыхающие находят оправдание этой странной ситуации — раньше «средняя продолжительность жизни была в два раза меньше». А за их спинами незримо стоит Панова и иронически улыбается. Она-то знает, что это прекраснодушное оправдание ничего не оправдывает. Не считаясь с увеличением средней продолжительности жизни, девочки и мальчики хотят любить к 20, а не к сорока годам. А что мы делаем для того, чтобы к 20 годам они становились взрослыми нравственно?...

Много мыслей вызывает написанное Пановой. Фильм — значительно меньше. Прочтите сценарий, посмотрите фильм и убедитесь, что писательница никогда не писала эту «отснятую» киноисторию. Историю о том, как он ее соблазнил, а она по неопытности ему поверила, а он ее подло обманул, а она осталась с ребеночком... И стыд, и срам, и никуда не денешься. В другой раз не надо верить первому встречному... А поверила — тоже не отчаивайся. Ребёночка воспитаешь — коллектив поможет. Сама ещё молодая, а опыт жизненный уже накопила — не пропадешь...

Я не преувеличиваю. Именно так можно представить себе в спрессованном виде ту тезу, тот «отстой», который осаждается в мыслях после картины «Мальчик и девочка».

Можно добавить, что сыграть любовь Коля Бурляев не смог (это не всегда удаётся и взрослым актерам), доверия и сочувствия он не вызывает.

Ещё можно добавить, что оператор, весьма профессиональный и умелый, продолжая режиссерское прочтение, так «закрасивел» пейзажи, что только и ждёшь, когда на рекламный цветастый луг к ногам золотоволосой девочки подкатит лаковый «Шевроле».

И ещё можно предположить, что фильм, видимо, будет охотно смотреться зрителями, потому что проблемы любви всегда привлекают зрителя, особенно молодого.

Но утешать нас это не должно — ведь не велика заслуга использовать нужнейшую тему и лишь привлечь внимание зрителя!

Левшина И. Грустный список потерь // Литературная газета. 1966. 20 августа. С. 3.