Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Окончивший школу юный герой («мальчик» — Николай Бурляев) приезжает на курорт, там переживает роман с молодой официанткой санатория («девочкой» — Наталия Богунова), возвращается домой и не отвечает на ее письма, уходит в армию, а девушка тем временем рожает ребенка и, отказавшись отдать его на усыновление пожилой паре, потерявшей сына на войне, принимается растить мальчика одна.
Цветная картина о первой любви и страсти «Мальчик и девочка», снятая молодым режиссером Юлием Файтом в 1966 г. на киностудии «Ленфильм» по сценарию В.Ф.Пановой, один из недооцененных и забытых фильмов 60-х годов. Одной из причин забвения стала цензурная история фильма. Фильм неожиданным образом отозвали с экрана. Несмотря на то, что на просмотре в Ленинградском обкоме КПСС в присутствии режиссера и директора студии первый секретарь обкома, В. С. Толстиков, картину одобрил. В газете «Московская кинонеделя» появилась большая статья о выходе на экраны «Мальчика и девочки», а также список кинотеатров (34 наименования), где можно было его увидеть[1]. Фильм допустили к прокату солидным тиражом в 1500 копий. Однако из следующего выпуска «Московской кинонедели» (30.10.1966) картина исчезла. По свидетельству режиссера, «накануне фильм посмотрели на даче председатель КГБ СССР В. Е. Семичастный и первый секретарь ЦК ВЛКСМ С. П. Павлов, как мне объясняли потом, они тут же позвонили председателю Государствнного комитета Совета Министров СССР по кинематографии А. В. Романову и сказали, что оторвут ему шею, если фильм выйдет на экран, отозвали акт, собрали худсовет и началось...»[2]. В итоге фильм все-таки выпустили, но 3-м экраном и 2-ой категорией (т.е. не более 16 копий — одна на Москву и по одной для каждой республики). Спустя полгода ее показали и по ленинградскому телевидению. Две вышедшие рецензии сетовали на неоправданно легкомысленное поведение мальчика, а также на сильное расхождение фильма с лирическим сценарием[3].
Вера Федоровна Панова, видная советская писательница, лауреат трех сталинских премий, в 1962 г. написала кинорассказ «Мальчик и девочка»[4] и предложила его «Мосфильму», где картину захотел поставить Ролан Быков, только что выпустивший в прокат свой первый фильм «Семь нянек». Несмотря на авторитет Пановой, сценарий не прошел худсовета, как «вредный и сентиментальный»[5]. Противники картины считали освещение проблемы «рождения ребенка вне брака» реабилитацией аморального поведения. Режиссер Александр Алов рассуждал о несоответствии слишком сентиментального, на его взгляд, названия и сюжета и протестовал против пропаганды одинокого материнства: «Девочки будут рожать неизвестно от кого, так получается? Нельзя романтизировать такую серьезную проблему»[6]. Сценарист, лауреат Сталинской премии Леонид Малюгин упрекал сценарий в несовременности и отсутствии чувства влюбленности, о котором говорилось в сценарной заявке: «Для этого парня-сосунка это было, простите меня за грубость, начало половой зрелости. В сценарии есть такая фраза: "Какая шейка, какой поворот!" — И это сыграло в их сближении какое-то значение, но это и все!»[7].
Сторонники сценария не видели ничего крамольного в теме «рождение ребенка вне брака», т.к. современное советское общество не могло бросить мать-одиночку. Более того, они считали освещение этой проблемы полезным. Писатель и сценарист Сергей Антонов говорил: «Тут перед нами вырисовывается фигура молодой матери, уверенной, что за ее спиной стоит советское общество, которое ее не оставит. Видна эволюции линии внутреннего достоинства»[8], «девушка, родившая ребенка, находится и ведет себя в ситуации, которая возможна только в нашем обществе и в нашей современности. И я тут даже меряю именно последним десятилетием, когда благополучно складывается жизнь в нашей стране. Даже в тридцатые годы это было бы невозможно. А сейчас внутри нашей системы, внутри нашего общества она находится психологически в таком состоянии, которое дает возможность спокойно и достойно вести себя. И это только потому, что она живет в нашей стране и в нашем обществе. Это самое главное и важное, что определяет время и современность»[9]. Важно отметить, что указом от 8 июля 1944 г. права матерей-одиночек в СССР были сведены к минимуму, но после XX съезда в 1956 г. в Совет министров поступили первые письма с просьбой пересмотреть этот указ[10], и 10 октября 1956 г. было составлено письмо правительству «По вопросу о частичном изменении Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 г.» председателем Юридической комиссии при Совмине СССР, министра внутренних дел, генерального прокурора и председателя Комитета советских женщин. Новый закон начали разрабатывать и спустя 12 лет 12 июня 1968 г. он был введен в силу. На протяжении этих 12 лет общество готовили к этому закону, в том числе при помощи культурной пропаганды.
Примечательно, что именно в 1956 г. на экран вышел фильм «Человек родился», режиссер которого, Василий Ордынский, положительно высказывался о сценарии Пановой: «И мне пришлось делать вещь на такую тему. Там кончилось все хорошо, она была выбрана в профком, считалось, что человек не может пропасть [...]. Я вижу здесь везде признаки нашей современной советской жизни и, во всяком случае, жизни, которая свойственна нашей современности, свойственна и тридцатым и шестидесятым годам»[11].
В 1962 г. на «Мосфильме» сценарий не прошел. В 1965 г. Панова вновь подала эту же заявку на «Ленфильм», где она была одобрена. Старейшина «Ленфильма», лауреат сталинских премий, режиссер Фридрих Эрмлер на обсуждении сценария говорил: «Есть художники, сочинения которых могут быть выше или ниже их предыдущих работ, но плохо писать они не могут. Вера Федоровна Панова писать плохо не может, не умеет. естественно, что "Мальчик и девочка" очаровательная новелла, хотя чрезвычайно трудна и ответственна для режиссера»[12].
В обсуждении заявки вскользь упоминалось, что сценарий написан давно и его хотел ставить Ролан Быков на «Мосфильме»[13], но причины отказа не указывались. В Ленинграде фильм предложили поставить Юлию Файту, успешно экранизировавшему на студии рассказы Юрия Нагибина в фильме «Пока фронт в обороне». В процессе обсуждения сценарий получил общую положительную оценку, «как произведение, поднимающее весьма важную проблему этического характера, связанную с воспитанием у нашей молодежи чувства ответственности за свои поступки»[14]. Редакторы «Ленфильма» были мягче своих коллег москвичей: «Любовь опасное в своей безоглядности, но и полное поэзии первое юношеское чувство. Связанная с этим, но вместе с тем поставленная шире тема нравственного долга, недаром включающая здесь мотивы военной службы. Высота материнского чувства — человеческий процесс, в котором обретается душевная зрелость, сопоставленный с "юностью без берегов", хотя и сознающий необходимость ответственности, но откладывающий ее "на потом"»[15].
Некоторые члены худсовета высказывались скептически о линии мальчика[16]. В основном они соглашались с позицией Эрмлера: «Меня лишь огорчает, что Вера Федоровна так снисходительна к этому давно не мальчику. За что ему так легко и безответственно живется? Онегин не сотворил такого зла, а так жестоко был наказан! Я бы заставил парня хотя бы почувствовать, если не понять, что в жизни есть понятие чести и ответственности. Без этого жизнь человека подобна жизни животного. С таким нюансом я целиком за то, чтобы молодой Файт понял, что значит высокая поэзия на экране»[17]. С таким напутствием картину запустили.
Сохранилось письмо главного редактора 3-го творческого объединения киностудии Александра Дымшица ее директору Илье Киселеву (25.02.65), где мы впервые находим советы относительно средств художественной выразительности: «Члены сценарно-редакционной коллегии в своих выступлениях рекомендовали режиссеру активнее использовать внешние изобразительные средства, для того, чтобы с большей силой подчеркнуть и прописать тему утраты полудетских романтических иллюзий, тему возникновения личной ответственности за свои поступки»[18]. Важно отметить, что эти рекомендации были даны уже по утвержденному режиссерскому сценарию без требования его переписать.
Файт ими воспользовался. Первая часть картины выполнена в ярких летних тонах, вторая — резко противоположна по цвету: преобладают тусклый серый и фиолетовый. Изменились композиционное решение и манера съемки. Благодаря изобретательности оператора Владимира Чумака статичное, портретное поэтическое выделение персонажей при помощи арки, напоминающее портреты итальянского Возрождения, в первой части сменяется документальной ручной, смазывающей контуры камерой, а также изображением персонажа в толпе — во второй. Цветовые и композиционные акценты дополняются музыкальными. Лейтмотивом картины стала звонкая мелодия влюбленных, сыгранная карандашом на хрустальных фужерах композитором Борисом Чайковским. После переломного момента — сцены, где героиня узнает, что она беременна, — лейтмотив исчезает из музыкальной ткани фильма, на смену ему приходит военная хоровая песня.
В письме директору есть и совет по изменению сюжета: «Желательно, чтобы в сюжете были найдены обстоятельства, драматургически „разрушающие“ состояние бездумности и безмятежности, в которых пребывает мальчик, не ведающий, что он стал отцом». Такого же рода претензии встречались и в стенограммах обсуждения сценариев на обеих студиях — советчики пытались изменить нюансировку характеров, сделать мальчика чуть менее беспечным, а девушку ‑ чуть более героической.
Во время съемок в Геленджике Файт часто получал телеграммы из Ленинграда с советами по правке уже отснятого материала: «После просмотра материала настоятельно требуем пересъемки съемки финальной сцены на натуре. Необходимо возвращение трактовок, указанных в сценарии, требуем придать опрятный вид солдатам, вырезать взятку милиционеру (в виде компота и куска пирога), убрать платок девочки, не делайте ее затравленным зверенышем, необходима нежность ребенку материнская мягкость, характеристику поведения смотрите сценарии — "красивая молоденькая женщина, гордая, уверенная в себе»[19]. Изображение неопрятных солдат, взятки, а также жалкий внешний вид главной героини (намек на смирение, слабость, уязвимость) не соответствовали нормативной поэтике советского кинематографа тех лет.
Файт не раз переснимал некоторые сцены, но совместное заключение дирекции киностудии и 3-го творческого объединения (10.08.1965) было неудовлетворительным: «Мальчик выглядит сексуально настроенным и хищным. Это входит в резкое противоречие со сценарием, который предполагает ответственность и поэтичность первого чувства со всем тем, что с ним связывается: властное и чистое влечение, неумелость, застенчивость. В Бурляеве с его постоянной складкой и сексуальной наклонностью проблема задается с самого начала, устраняя свою поэтическую предпосылку. От этого сама проблема упрощается в такой мере, что лишается достаточно серьезного смысла. Необходимо внимательно просмотреть всю линию мальчика, возвращая ее к смыслу и атмосфере сценария»[20]. Сам режиссер признает, что эта картина была о первой любви, неразрывно связанной с половым созреванием[21], ему казалось, что в 1966 г. такого рода проблемы могли быть показаны советскому зрителю, поэтому он не стал переделывать линию мальчика (уточним, что его сопротивление носило скорее художественный, чем политический характер: общая линия по отношению к матерям-одиночкам в это время значительно смягчилась).
Анна Мальгина. Специально для портала «Чапаев».
Примечания
- ^ Московская кинонеделя. 23.10.1966.
- ^ Личная беседа с Ю. А. Файтом 30. 10. 2013
- ^ Зоркий А. Фильм и сценарий // Советский экран, 1966, № 19. С. 5; Левшина И. Грустный список потерь // Литературная газета. 20.08.1966.
- ^ Панова В. Мальчик и девочка (сценарий) // Искусство кино. 1962. № 7.
- ^ РГАЛИ. Ф. 2453 (Мосфильм). Оп. 5. Д. 992.
- ^ РГАЛИ. Ф. 2453 (Мосфильм). Оп. 5. Д. 992. Л. 38.
- ^ Там же. Л. 35.
- ^ Там же. Л. 7.
- ^ Там же. Л. 37.
- ^ Меленберг А. Мать-одиночка как мать-героиня. История России. Фрагменты // Новая газета, № 59. 03.07.2011.
- ^ РГАЛИ. Ф. 245. Оп. 5. Д. 992. Л. 35.
- ^ Эрмлер Ф. Документы. Статьи. Воспоминания. Л.: Искусство, 1974. С. 273. Ср. слова режиссера: «Веру Федоровну трудно было зажать, она была корифеем!» Личная беседа с Ю. А. Файтом 30.10.2013.
- ^ ЦГАЛИ. Ф. 257 (ЛЕНФИЛЬМ). Оп. 18. Д. 1489. Л. 10.
- ^ Там же. Л. 1.
- ^ Там же.
- ^ Там же.
- ^ Эрмлер Ф. Указ. Соч. С. 273.
- ^ ЦГАЛИ. Ф. 257. Оп. 18. Д. 1489. Л. 6.
- ^ ЦГАЛИ. Ф. 257. Оп. 18. Д. 1452.
- ^ ЦГАЛИ. Ф. 257. Оп. 18. Д. 1198. Л. 27.
- ^ Личная беседа с Ю. А. Файтом. 30. 10.2013.