Бирман вообще мало прельщает житейская узнаваемость — сама по себе, как цель творчества. На сцену и на экран она хочет нести не столько подлинное, сколько постигнутое. Жизнь, стоящая за ее героинями, существует для актрисы, но словно бы проходит какую-то возгонку, и вот на ладони — ее кристалл, ее формула, ее парадокс. Образ. <...> Бирман с юных лет мучилась особой актерской стыдливостью, страхом очутиться перед зрителем «голой», открывшей то, что именуется собственной темой, темой лирической. Один из ее преподавателей в школе А. И. Адашева <...> дал ей готовить для выпуска сцену из «Орлеанской девы» Шиллера. В чем-то преподаватель был прав: одержимость, самоотрешенность, ощущение святыни дела, требовательность и некое простодушие-высокомерие — все, что составляет шиллеровскую героиню, было заложено в этой некрасивой, долговязой ученице из провинции, как был в ней избыток веры в свою призванность при неверии в собственные силы. В чем-то преподаватель был жестоко неправ — Бирман провалилась в роли, чересчур близкой к ее личным душевным данным. Столбенела, замыкалась, внутренне отмалчивалась. <...>
Она переломила в себе почти истощающую нежность Сулержицкого к людям и немилосердность всевидящего, заостряющего искусства Михаила Чехова. <...>
Властность героинь Бирман часто оказывается извращенным требованием любви от других: Васса Железнова была сыграна так. Создав на экране Констанцию Львовну в «Обыкновенном человеке», артистка предлагала жестоко-комедийный, гротесковый вариант того же самого. <...> В тускло-достоверном, приблизительном фильме, где все играют с таким жирным «театральным реализмом», <...> Бирман играет, словно не видя, где она и рядом с кем. <...> Констанция-Бирман парадоксальна в своей пожирающей, бесстыдной, безобразной самоотреченности. Бирман и в жизни любит давать определения мгновенные и выхватывающие в человеке его зерно-парадокс. Так, своему товарищу Михаилу Чехову, за гримировальным столом однажды спросившему: «Серафима! Что ты думаешь обо мне?» — она ответила без паузы: «Ты лужа, в которую улыбнулся бог!» <...>
Кажется, что люди для Бирман никогда не бывают элементарны. Во всяком случае, таких людей она почти не играет. Любой характер, доставшийся ей, она сгущает в загадку. Это укрупняет, но и укорачивает: загадки всегда коротки. Бирман подчас слишком быстро исчерпывает роль. Может быть, поэтому она так любила кино, была рада условию считанных секунд экранного времени, соглашалась на «эпизоды». Уже прославленная артистка МХАТ 2-го, она не сочла обидой приглашение Протазанова на маленькую роль и в «Закройщике из Торжка» в паре с Милютиной играла соседку вдовы Широнкиной. <...> Она сыграла мадам Ирен в «Девушке с коробкой», нэпманшу средней руки. <...> Ей нравилась напряженная декоративность краткой роли ослепляемой белогвардейцами горянки <...> в картине Л. Арнштама «Друзья». Она играла, кажется все, что ей предлагали. <...> но играть в кино ей пришлось немного. <...> Бирман легка в этом водевиле <...>. Уморительна в своем поведении медика, практикующего лечение покоем, между тем как кругом дым коромыслом. У нее прелестные, усыпительно объясняющие интонации, ласковая непрошибаемая уверенность, что все надо пропускать мимо ушей... <...>
Она сыграла Ефросинью Старицкую в «Иване Грозном». <...> Серафима Бирман, принявши роль, не бралась за летописи и подлинности былых лет. <...> «Я с предельной преданностью и „в строгом почерке“ выполню собой, Ефросиньей, все нотные знаки, все интервалы, все диезы и бемоли, какие нужны Вам — композитору — для звучания Вами создаваемой симфонии» — это она писала Эйзенштейну. <...> Если искать определения, чего же хочет Ефросинья-Бирман, отвергаешь одно за другим. Отстоять старину? — Нет. Властвовать? — Нет. Сделать сына царем? — Нет. То есть она хочет и отстоять старину, и сделать сына царем, и властвовать, но не отсюда произрастает избранная Бирман образность. Она богаче и неожиданней. <...> Можно сказать, что «она [Ефросинья] вынашивала мысль об убийстве» — эту банальную фразу артистка останавливает и раскрывает как метафору. <...>
«Исчезает из моей актерской жизни, чтобы остаться на кинопленке». Так кончает артистка рассказ о своей труднейшей и счастливой работе.
Соловьева И. Серафима Бирман // Актеры советского кино. М.: Искусство, 1973.