Мы часто ссылаемся на наш V съезд, приводя большое количество упреков руководителям Союза кинематографистов и обвиняя их в том, что они во многом не оправдали наших ожиданий. Это не совсем справедливо, потому что все случившееся в Союзе кинематографистов отражает то, что происходит в обществе. Сила и слабость секретариата — отражение того, что удалось и не удалось сделать в стране к сегодняшнему дню. Если говорить об очень важном личностном моменте, то в руководстве союза много честных, порядочных людей, желающих что-то изменить в лучшую сторону. Я рад, что наш союз выбрал совершенно определенных депутатов, которым я целиком могу доверять как человек, желающий перемен. Всем известны и другие акции политического и социального характера, проводившиеся в союзе. Этим можно только гордиться, но... но... но...
Модель, которую задумывали, и модель, которую в конце концов получили кинематографисты, представляют собой одесские «две большие разницы». Бюрократия за время и за счет проволочек, обманов и компромиссов смогла добиться всего, чего хотела, причем многого из того, что ей удалось, мы еще даже не представляем себе. Я это чувствую. В чем же была ошибка в стратегии Союза кинематографистов? Нас тянула назад полученная в наследство антидемократическая структура. Она-то по сей день и втягивает хороших, честных людей в игру, из которой невозможно выйти.
В свое время в Москву приезжала делегация руководителей польской кинематографии. Модель только начинала внедряться, и кто-то из наших секретарей жаловался: «Понимаешь, хотели демократическим способом, но не получается. Чтобы сделать людям лучше, приходится их же и подавлять. Они то того требуют, то этого...» Поляки слушали, кивали. И сказали: «Мы понимаем, что демократическим путем очень трудно что-нибудь внедрить, но, знаете, вы сделаете гораздо меньше ошибок, если будете добиваться чего-то именно демократическим способом. Другим образом вы не осчастливите ни людей, ни государство».
Кроме ошибок, которые нельзя было не допустить по объективным причинам, секретари допустили ошибки, которые можно было не совершать, но у разных руководителей это совершалось по-разному. Постоянно мешали рудименты старого, и аппарат, не разрушенный до конца, имеет способность к саморегенерации. Мы все ждали, что вот, наконец, союз станет нашим родным домом, но еще совсем недавно у входа, в зависимости от мероприятия, нас встречали какие-то непонятные мальчики, которые пропускали или не пропускали. Ты их никогда не видел, но по выправке понимал, что они совсем не из этой организации. Союз не стал нашим домом. Это полугосударственная структура, которую могут считать общественной только наивные иностранцы, верящие, что имеют дело с совершенно самостоятельной общественной организацией. Конечно, благодаря этой ситуации государству приходилось с нами считаться, и союз смог сделать много полезного в политическом плане, что примиряет нас с ним.
Что же происходит сегодня? Создана и принята модель, которая не считается с человеком, как все начинания в стране за многие годы. Каждый раз мы объявляем сверху святую идею, но почему-то такие начинания никогда не получаются. Во имя высоких идей приносятся в жертву маленькие надобности и радости человека — и выходит, что и людям плохо, и идее. Есть много причин, но сейчас речь о том, что мы отделяем чистых от нечистых. Сказано: «Кино должны делать талантливые люди». В принципе верно, но в модели неправильно. Надо было думать, как будут жить все оказавшиеся в орбите кино. От недооценки этого момента пошел главный конфликт. Я считаю, что социальные гарантии должны быть у всех, а потом экономические рычаги отделят талантливых от неталантливых. Людьми нельзя жертвовать. Теперь, как ни странно, прав нет вообще ни у кого, даже у грядущих талантливых. Оплата выведенных за штат в течение трех лет будет нищенской, о 100 процентах уже никто и не говорит. А неожиданная формулировка о трехлетней непрерывности стажа говорит о том, что по истечении этого срока стаж прерывается. То, чего добились кинематографисты, образовав союз, утрачено. Например, не работающий несколько лет Э. Климов уже перестал бы получать зарплату, у него прервался бы стаж, и это сказалось бы на его пенсии. Теперь мы будем гораздо больше зависеть от киностудий, чем раньше. Экономическими рычагами от нас смогут добиться большего послушания, чем даже в годы застоя. Мы не сможем отойти далеко от кормушки и должны заглядывать в глаза работодателей. Прогрессивный налог, который сейчас вводится (и если он будет введен), еще страшнее ударит по нам, потому что с наших разовых денег станут взыскивать проценты так же, как с постоянного заработка людей. Наш гонорар не раскладывается на срок, в течение которого мы готовили картину и работали над ней.
За последние годы Союз кинематографистов был втянут в огромное количество каких-то мероприятий по переустройству своей структуры, в чем, конечно, была необходимость, но он почти отошел от насущных социальных проблем. Вдруг возник разговор о создании гильдий. Сначала мы подумали, что действительно неплохо было бы отделить социальные вопросы от политических, тем более что вступаем в какое-то подобие рыночных отношений и понадобятся профессиональные союзы, как на Западе. Я ведь хожу в союз не для того, чтобы критики объясняли мне, как делать картины, а за социальной защитой. Отношения со студиями потребуют юридическую службу, а гильдия способна создать ее. Впрочем, такие формы могли бы существовать и при Союзе кинематографистов. Но руководство союза больше боялось разрушения союза, чем было озабочено социальной защитой человека. И, кстати, о разрушении надо было думать немножко раньше, союз разрушался и помимо гильдий. Кстати, гильдии даже отказывались от функций творческих секций, которые им навязывались. Но в основном разрушение союза идет сейчас из-за объективных процессов в республиках, то есть по не зависящим от кинематографа политическим причинам. И это, на мой взгляд, естественная попытка вернуть узурпированные центром права, хотя мы понимаем, что наша сила была как раз в единстве. На повестке дня сейчас федеративность. Кстати, гильдии — единственная структура, не рассыпающаяся на федерации. Возможно, именно за этой формой будущее, но союз нас держит, не дает полноценной самостоятельности.
Сегодня мы все очутились перед досрочным съездом кинематографистов. Эта идея нашла сочувствие у секретариата, поскольку люди устали и их можно понять. Художник не может целиком превратиться в функционера. Работа по подготовке к съезду стимулировалась с двух сторон. Стремление республик к федерализации повлекло за собой уже совершенно бессмысленное занятие — предлагается создание СК РСФСР, Ленинграда, Москвы и т. д. По-моему, это устраивает только бюрократию — ведь союз тогда уже не сможет иметь прежний общественный резонанс. Наш же аппарат привлекает то, что появятся новые штатные единицы. Появится целая пирамида. Мне, скажем, понадобится пройти еще два пролета лестницы из новых людей, чтобы решить какой-то вопрос. Мы сейчас горько обсуждаем, сколько возникнет проблем, как трудно будет быстро реагировать на подводные рифы, расставленные в модели бюрократией, заниматься отбиванием авторского права и т. п. Мы будем вынуждены заниматься другим и будем обескровлены разработкой совершенно ненужных вещей, которые пока даже трудно представить. Скажем, обнаружим, что для создания московского союза чего-то недостает — от здания до машинисток. Начнем ходить по коридорам, выбивать. Года через два, счастливые, доложим своим избирателям, что здание есть, и будем дико горды. Вот в какие игры нас втягивают, а не в занятие делом. Выход был один — если бы пленум, на котором должна была обсуждаться модель, проходил демократичнее, можно было бы решить, нужен ли нам вообще досрочный съезд. Такие голоса подавлялись ссылками на устав, хотя другие люди с этим же уставом в руках доказывали обратное. Словом, как на Съезде народных депутатов: когда председательствующему нужно было пропустить какую-то реплику мимо ушей, он пропускал ее. И вот с упорством, достойным зависти, осуществлена линия на созыв съезда кинематографистов.
Думаю, что было бы лучше, если бы желающее уйти на покой руководство проделало это каким-то другим способом. Мы бы пожили с этой моделью, гильдиями, федерациями, посмотрели, как это все будет состыковываться, и тогда своевременный съезд собрал бы опыт и мысли. А теперь, не дав ребенку родиться, мы будем решать, с кем ему дружить. Тем более что все происходит в обстановке апатии кинематографистов, и уставших от работы, и видящих, что мы идем не туда. Кто-то считает, что надо вообще создавать что-то новое, альтернативное союзу. Тоже страшная вещь, потому что, погрязнув во внутренних проблемах, можем распылить остатки сил. Кроме того, люди не хотят входить в новое руководство, потому что ощущают формальность структур, способных только мешать... Тем не менее нам нельзя устраняться от всех этих организационных проблем, чтобы не выпустить из бутылки такого джинна, такую черную силу, как, скажем, в СП РСФСР.
Я отказался баллотироваться в качестве одного из претендентов в руководство московским отделением СК. Не вижу в этом смысла, но буду очень придирчиво смотреть за тем, чтобы пришли люди с прогрессивными, по моим понятиям, взглядами, хотя бы политическими. Уж не говорю о том, как надо внимательно следить за тем, что делается у нас в кино. Главным и серьезным просчетом нашего Союза кинематографистов считаю то, что не удалось оставить на потом проблему распределения портфелей и заняться всерьез вопросами социальной защиты и устройством механизма кинематографа, который сейчас, забежав вперед по сравнению с экономически неповоротливой страной, ничего не может сделать в одиночку. Руководители студий и проката, увы, теперь закабалят нас в большей степени, чем это было раньше. Впереди борьба, но бороться будет труднее, чем мы ожидали. Вот так.
Бессмысленные игры. М., искусство кино, 1990, №4, с.18-20