Когда началась для меня полная волнений и напряженного труда жизнь в искусстве?
Тогда ли, когда мальчиком я вырезал из старых журналов рисунки Репина и Сурикова, русских передвижников, Доре и Домье?
Тогда ли, когда подростком, после дня работы в ремесленном училище за параллельными тисками и токарным станком, свесившись с театральной галерки Тбилиси, я впервые услышал и увидел чудесное зрелище оперного спектакля?...
Или, быть может, первое общение с искусством произошло в мастерской скульптора Николадзе, когда я почувствовал в руках податливую мягкость эластичной глины?...
Я рос среди трудового люда, в одном из интереснейших городов нашей страны — в Тбилиси, и это предопределило многое в моей творческой судьбе.
Несмотря на свою древность, седой Тбилиси — вечно юный город. Камни Тбилиси помнят битвы с монголами, персами, турками; стены его хранят воспоминания о более поздних завоевателях. Бесконечные войны и набеги врагов непрерывно меняли состав населения городов Грузии. Тут оседали очарованные чудесным краем пленные. Узнав от воинов и путешественников о богатствах нашей земли сюда переселялись люди из других местностей. Столица Грузии — Тбилиси стал многонациональным городом, где наряду с грузинами, много русских, армян, азербайджанцев, персов, греков. Многонациональность — это не только разноплеменное население, это и столкновение разных культур, исторических навыков, вкусов. Именно вследствие этого многонационального состава населения Тбилиси — очаг древней исторической культуры — к началу XIX века был одним из интереснейших городов Закавказья.
Воссоединение Грузии с Россией во многом способствовало духовному обогащению моего города. В Тбилиси появились лучшие представители русской интеллигенции. Здесь жили Раевский, Одоевский, Пушкин, Грибоедов, Лермонтов... Эти люди принесли с собой высокую культуру, заронили зерно прогрессивных идей в благодатную почву, и зерно это дало блестящие ростки. Ссыльные декабристы оказали значительное влияние на углубление политического движения грузинского народа, на мировоззрение передовых деятелей культуры и искусства.
...В маленькую зеленную лавочку отца приносили огромные кипы журналов «Нива», «Макс», «Квали», из них клеили кульки. Я полюбил эти журналы, часами рассматривал их и тщательно вырезал оттуда рисунки. В моей коллекции были рисунки Доре, Домье, русских художников Репина, Перова, Крамского; помню также иллюстрации Пастернака к повестям Толстого, сделанные тепло, они волновали меня. Пуще глаза берег я свою коллекцию (часть этих рисунков цела до сих пор). Я сам занялся рисованием.
Жажда знаний привела меня в Тбилисский народный дом, крупный очаг культуры. При доме были организованы секции грузинских, армянских и русских любителей сценического искусства, ставились передовые пьесы, читались лучшие произведения литературы. Мальчиком 15–16 лет я видел здесь спектакли, поставленные по пьесам Пушкина, Грибоедова, Гоголя, Сухово-Кобылина, Островского. Я играл Добчинского, Хлестакова, гимназиста Алешу — в «Детях Ванюшина» Найденова. Мы ставили также Шиллера, Шекспира, Мольера, Ростана, грузинских классиков — Чавчавадзе, Ниношвили, Казбеги, Цагарели, Эристави, Клацашвили. Вечерами я жил жизнью героев спектакля, а днем добывал деньги на пропитание, рисуя карикатуры для тбилисских юмористических журналов, занимаясь подмалевкой и муляжом, работая в мастерской декоратором, я мечтал о том времени, когда буду волновать сердца людей живописными полотнами, произведениями скульптуры или выступая на театральной сцене в качестве певца или драматического актера.
В этот период я попал в мастерскую известного тбилисского скульптора Якова Николадзе, ученика Родена. Он показал мне фотографии произведений своего учителя, познакомил с работами Микель-Анджело. В скульптуре ожили для меня живые люди. Казалось, они сейчас заговорят. Я почувствовал, какую огромную силу излучают эти скульптуры, понял, что это работы величайшего мастера, которые поднимаются гигантской силой мысли, воображения и высокого темперамента над всем виденным мною доселе. Это — искусство, живущее в вечности.
Я стал частым посетителем мастерской Николадзе и начал учиться ваянию и лепке. Приносил глину домой и целыми ночами лепил в нашей маленькой комнатке, отнюдь не приспособленной под скульптурную мастерскую.
Родители, мечтавшие о том, что их сын станет хорошим слесарем, сделали последнюю попытку вернуть меня в лоно «нормальной жизни». Поняв, что увлечение скульптурой не случайно и что они не убедят меня вернуться к слесарному мастерству, родители стали уговаривать меня хотя бы уйти от Николадзе и поступить в ученики к мастеру надгробных памятников. «На этих ангелах хоть денег заработать можно», — говорил отец. Но я настойчиво продолжал свою, полную интересных встреч и впечатлений полуголодную жизнь «послушника в искусстве».
Но и другие впечатления детства и юности волновали меня, формировали мои стремления и мировоззрение. В Тбилисском нардоме занимались не только культурно-просветительской деятельностью. Здесь широко развернули нелегальную работу местные социал-демократы. Здесь я впервые познакомился с программой социал-демократической партии, здесь впервые услышал имя товарища Сталина.
Вместе со всей семьей, вместе с тбилисским пролетариатом был я на улицах города в памятные дни демонстрации 1905 года, которую возглавлял товарищ Сталин. Я видел казаков, разгонявших толпу нагайками и штыками, видел изуродованное, облитое кровью тело женщины, раздавленной конными полицейскими.
Помню страшную армяно-татарскую резню 1906 года, разожженную буржуазными националистами. Подстрекаемые беками и армянскими дашнаками люди уничтожали друг друга. Рекой лилась кровь ни в чем не повинных тружеников и на это благосклонно смотрело сквозь пальцы правительство царской России.
Помню, как в годы черной реакции в моей родной деревне Дигоми (находящейся в округе, трудящиеся которого теперь избрали меня депутатом Верховного Совета СССР) было беспощадно подавлено крестьянское восстание. Груженые до верху арбы отвозили тела убитых и раненых, и среди целых штабелей их, привезенных к городской больнице, я узнавал лица знакомых, друзей и родственников. Это было, я помню точно, 7 мая 1907 года.
Вот пролетарии Тбилиси, окруженные кольцом конвоя, торжественно хоронят своего товарища, убитого провокаторами русского рабочего Петра Монтина, одного из сподвижников товарища Сталина. Позже эпизод этот, воскрешенный памятью, я включил в свой фильм «Последний маскарад».
Да, на моих глазах происходили великие политические сдвиги, готовились события, приведущие грузинский народ к торжеству свободы. Но внешние проявления моей внутренней жизни были пока прежними.
Я занимался одновременно театром, живописью, музыкой, скульптурой, пением. Я не мог ни на чем остановиться, все казалось мне важным, от всего было жаль отказаться, а... жить было не на что. Так продолжалось долго. И только в советской Грузии определился мой творческий путь как художника экрана.
<...>
РГАЛИ. Ф. 2581. Оп. 1. Дело 177.