До сих пор, уже став взрослой, даже знаменитой (только она про себя так не думает — «знаменитая», даже получив одну из наград советского «Оскара»), она не знает о себе самого элементарного, того, что как воздух принадлежит каждому. Она не знает своих родителей, у нее чужие, случайные имя, фамилия, день рождения...

Как она попала в детский дом: за руку привели, или принесли, или где-то бросили, а уж потом забрали — не помнит. Может, это защитное свойство нашей памяти: не помнить из далекого детства то, что особенно больно? А может, просто мала была. Знает, что сначала ей дали имя Нина. А потом, когда еще и в первый класс не ходила, вдруг выяснилось, что на вечерах детдомовской самодеятельности эта пигалица Нинка — «гвоздь программы»: и всякие танцы отплясывает, хоть вприсядку скачет, хоть чечетку бьет, и стихи читает разные про товарища Сталина и счастливое детство. И выступления других, совсем уж больших ребят ей поручают объявлять. А поет таким сильным, чуть хрипловатым голосом, будто вовсе не из худенького этого тельца льются-разливаются песни, одна за другой. Вот тогда-то заехавшая по своим делам инспекторша услышала девочку и, вспомнив знаменитую в те годы певицу, возьми да скажи: «Ей знаете ка кую фамилию надо записать? Русланова». Так стала она Руслановой.

Было это под Харьковом. Детский дом — большой. И палаты большие, человек на тридцать каждая, кровати впритык друг к другу. У Нины, кроме голоса да танцевальной удали, прорезался и довольно строптивый характер. В обиду себя не давала. А от воспитательниц (теперь-то понимает, как этим нелегкой жизни женщинам, пришедшим в детдом в самом начале 50-х далеко не по призванию, трудно было с ними, которые «далеко не сахар») ей частенько доставалось. Кричали. Порой били. Все терпела с молчаливым упорством. Понимала: влетает вроде бы за дело. То ответила учительнице грубо, то что-то с кем-то не поделила, подралась, то просто ерзала на стуле, когда велели сидеть смирно. От взрослых — замечание, или нудная «лекция», или увесистая оплеуха. Что там созревало в детской душе, какая смесь жестокости и жалости к себе, к другим, бессмысленного упрямства и неожиданного, щемящего желания понять?

Сейчас этого не объяснишь, не расскажешь. Только теперь Нина Ивановна Русланова, заслуженная артистка РСФСР, редко вспоминает из детства плохое, больше про то, что рассказывается с улыбкой.

Такое, например: после совместного с ребятами набега на чужой сад она, уже большая девчонка, возвращается в свой родной детский дом, перелезая через забор. За пазухой полно вишен (чужое, особенно когда своего не, необыкновенно вкусно). Вся майка, губы и щеки в пятнах от вишневого сока, плохонькая юбчонка разорвана. Уф, вроде никто ее не заметил! Так нет же — повариха (как ее звали — тетя Нюра, тетя Нюша?) сидит на кухонных задворках, чистит картошку. И застигает добродушными причитаниями.

— Ой, Нинка, Нинка, с тобой будет что-нибудь или очень плохое, или уж очень хорошее!

Почему она так сказала, тогда не думалось. Но запомнилось как предвестник и впрямь хорошего. Запомнилась и воспитательница Кравченко Матрена Тимофеевна, это уже позже, в другом детдоме, тоже под Харьковом. В классе седьмом-восьмом тогда Нина училась и — много ли человеку надо? — до сих пор вспоминает, что Матрена Тимофеевна ни разу на нее руку не подняла. А еще часто к себе домой брала и, как мать, потихоньку готовила к жизни. Учила девичьим занятиям: штопать, шить, вышивать. Была с ней ласкова. Наверное, понимала, что именно ей, Нине, особенно нужны были такие слова: «Ты талантливая девочка» (имелись в виду не постоянные выступления на детдомовской сцене, нет, что-то совсем иное). Эта вера в тебя, которой порой не хватает, это самоутверждение, основанное не на грубой силе собственных кулаков (да-да. детдом — такой уж дом!), а на добрых взаимоотношениях, — как без всего этого обойтись! Конечно же, скромная эта женщина-педагог много дала Нине для дальнейшей жизни.

И вот превратности актерской профессии. Последняя работа в кино Руслановой — роль воспитательницы, правда, не детского дома, а интерната для больных детей с повреждениями позвоночника. Словом, обстоятельства жизни ребят другие, а вот, поди ж ты, как бы снова, хоть и в иной ипостаси, «окунаешься в детство».

Фильм «Интерны»^[1] снимает на «Ленфильме» по сценарию Елены Лобачевской, режиссер Аян Шахмалиева, известная многими своими картинами («Странные взрослые», «Дети как дети», «Мальчишки»). Как рассказывает Аян Гасановна Шахмалиева, роль Руслановой была написала достаточно стереотипно: вроде бы добрый человек, но сухая, с грубыми замашками. Сколько их, таких, приходит к детям в школу, в детдом, в интернат, чтобы... воспитывать! Но актриса Русланова, натура творческая (а режиссер считает ее звездой мирового класса), обогатила свою героиню такими чертами, черточками, штрихами характера, что начинаешь постигать и всю ее судьбу, личную драму, мир ее понятий Словом, откуда вышла и к чему пришла. От одного эпизода к другому убеждаешься, что человек этот продукт той социальной структуры, о которой в фильме идет речь.

Сама Нина Ивановна теперь, после того как съемки фильма «Интерны» позади, размышляет:

— Тут ведь, в этой картине, все сложно. И возраст интернатских девочек четырнадцать- пятнадцать лет, и то, что они тяжко больны. Значит, «перевернут» не только позвоночник, но и психика, весь строй характера. По фильму я готова им душу отдать, но ведь душу отдавать тоже надо умеючи. А моя воспитательница Корнеева свои-то грубовато-решительные повадки не может одолеть, как же ей «достучаться» до других? Отсюда сложность взаимоотношений воспитателя и воспитуемых. Такая у меня роль. А в жизни, на съемках, у нас с девочками отношения складывались нормальные.

Как кажется Нине Ивановне, отношения эти начались еще до совместной работы, и не на земле, а, в воздухе. Съемочная группа летела из Ленинграда в Симферополь, и вместе со всеми — Русланова, только что отснявшаяся на «Ленфильме» в картине «Собачье сердце». Там, в небесах, бушевала какая-то воздушная круговерть, многие в самолете очень плохо себя чувствовали, но бортпроводницы «лучшего в мире „Аэрофлота“» никому внимания не уделяли. Естественно, пассажирам было не привыкать к нашему «ненавязчивому» сервису. Но, когда приземлились, всем захотелось скорее на волю. Тут же раздался резкий окрик «Куда лезете!» Стюардесса зычно оповестила: «Вначале пройдут люди, потом все остальные». Оторопевшие пассажиры пропустили чету иностранцев. А Нина Ивановна, придя в себя от изумления, ринулась в бой: начала объяснять само собой разумеющееся, что, мол, мы тоже люди! Как теперь вспоминает, не могла промолчать именно потому, что вот эти, ей еще не знакомые девочки, видят и слышат, как унижается элементарное человеческое достоинство. И с этим им приходить в жизнь? Какая-то женщина обернулась, громко крикнула пассажирам. «Эх вы, единственная баба нашлась, которая всех защитила!»

Сейчас Русланова вспоминает, как им работалось:

С детьми очень трудно было играть вначале они перед камерой как бы живут своей жизнью. Но второй, третий дубль их из этого естественного состояния выбивает. Им как-то надо прийти к пониманию, что это — правило киносъемки, что они все-таки играют, «представляют», и без дублей нельзя. Наверное, я, профессионал, на съемочной площадке в чем-то им помогала. Иногда объясняла. Но они и сами от раза к разу учились, как вести себя в кадре, как повторять одно и то же столько раз, сколько надо. Думаю, если фильм получится удачным, на что я очень надеюсь, основная заслуга в этом режиссера Шахмалиевой. Она каждому умела сказать: «Молодец, какая молодец! Спасибо!» Говорилось это так заразительно-искренне, что и впрямь каждая из нас начиняла чувствовать себя «МОЛОДЦОМ».

...Да, конечно, любая актерская (как, впрочем, и человеческая) индивидуальность нуждается в моральной поддержке. А что говорить о детях! И чем талантливее ребенок, подросток, тем, как правило, труднее вступить с ним в контакт. В одной из главных ролей снималась в «Интернах» Ника Турбина, юная поэтесса, многим у нас в стране известная и по выступлениям на телеэкране, и по ранним публикациям. Такая же девочка, как все. И не такая. Нина Русланова чувство вала рядом с собой творческую личность, только на первых порах в кино беспомощную, неуверенную. Понимала: роль ролью, а как ей, человеку, найти верный тон? Характер тут сложный, на себе сконцентрированный — поэт ведь! И особенная ранимость. Как-то интуитивно Нина Ивановна пришла к пониманию, что вести себя с Никой надо просто, как сердце подскажет.

— Был у нас с Никой Турбиной такой эпизод: ее героиня по имени Света должна ходить по карнизу, а мне надо схватить ее, втянуть через окно и начать бить. Первый дубль — бью не сильно, жалко ведь девочку А она: «Ударьте как следует, и то не смогу заплакать». Ну, у меня рука тяжелая даже синяк потом у нашей Ники красовался. А она мужественный человек. Подошла после съемки: «Спасибо, Нина Ивановна».

...Уж поистине, кино есть кино. Бьют и в ответ благодарность. По фильму ненавидят — в жизни очень хорошо относятся. И вообще-то какому артисту не хочется, чтобы картина, в которой снимался, получилась? Вот и Нина Русланова очень надеется, что в фильме «Интерны» удалось воплотить главное: этот интернат, эти девочки с искривленными позвоночниками — они ведь являются некоей моделью, сколком с того «искривления», которое происходит вообще в детском, подростковом обществе и которое всех нас так тревожит. Конечно, хочется, чтобы фильм получился зрелищным, волнующим. И чтобы удалась их общая попытка если не разобраться во многом, то хотя бы поставить жгучие вопросы. Так она, актриса, обо всем этом думает.

Снималась в бессловесной массовке фильма «Нигерии» и двенадцатилетняя дочка Нины Ивановны — Олеся. Лето, каникулы — пусть будет рядом с матерью, так они с мужем решили Олеся давно усвоила, что какая бы ни была популярная артистка ее мама, к ней, дочери, это отношения не имеет. Хвастаться, перед кем-то, гордиться — этого нельзя никак, нигде и никогда. Усекла? Вот и хорошо, считают родители, вот и ладно.

Нина Ивановна, раздумывая, какой она в семье воспитатель, относится к себе достаточно трезво. Частые отъезди на съемки, раньше — спектакли по вечерам, но и теперь, без театра, время до предела занято работой. Конечно же, это никак не способствует кропотливой материнской опеке. Но, может быть, не так уж она и нужна, эта опека? Хорошо, что у отца, Геннадия Павловича, хватает и времени и желании заниматься дочкой, тем более что у него, научного работника, есть возможность большую часть дня проводить дома. А главное — надеются они на личный пример в трудолюбии, да и просто в хороших отношениях с людьми. В этом взрослым членам семьи никак не откажешь Значит, есть основания надеяться, что и Олеся вырастет человеком. Когда, бывает, и чем- то не послушается, сделает не так. Нина Ивановна относится к ее, как она называет «запрокидам» спокойно. Объясняет:

Наверное, это оттого, что меня давно дома не было. Такая вот неосознанная реакция протеста. Я уже заметила: проходит несколько дней общения — совсем другая девочка. А бесконечно «пилить», делать замечания — сколько я всего этого в детстве выслушала! — идет отталкивание, и только...

Когда Русланову спрашивают, хочет ли она, чтобы дочь тоже стала актрисой, и вообще — что советует тем, кто мечтает об этой профессии, отвечает:

«Про Олесю рано что-либо говорить. Не знаю, есть ли талант или нет его. Но «прорежется» — что ж, я не против, наоборот, буду рада. А другим, кого не знаю, всегда говорю так: если тянет, если мечтаешь, попробовать себя обязательно надо. Тем более сейчас много самодеятельных театров, которые могут соперничать с театрами профессиональными. Вот и пробуй. Да, тяжелый труд, тяжелая профессия. Ни в одной другой не ждет столько разочарований. Но стремление к искусству — это стремление к красоте. И запретить его, задавить в себе это же грех. Пробуй. Только приготовься к тому, что актерская жизнь, как правило, сулит очень много непредсказуемо-трудного и путь вовсе не усеян розами. Готов к этому? Иди!

Конечно же, кто-кто, а Нина Русланова особенно остро почувствовала на себе вот это самое «если готов, то иди». Начав работать после окончания строительного училища штукатуром, она дважды сдавала экзамены в Харьковский театральный институт. Свое поступление считала чудом. Проучилась два года. А потом друзья посоветовали ей пробоваться в Московском Щукинском училище, где должен состояться добор... юношей. Приехала. Ей сказали: «Ты не мальчик, девочек не надо». Может помогло молчаливое, тихое упорство ее детства? Прорвалась. Добилась, чтобы выслушали, просмотрели. И снова вроде бы чудо — приняли!

Сейчас, оглядываясь на то, что прошло, Русланова раздумывает о судьбах ребят, с которыми вместе росла. Разлетелись-разбежались по всей стране. Большинство, насколько она знает, живут нормально, работают, обзавелись семьями. Такая вот сильная «защитная реакция» появляется у людей, в детстве обездоленных судьбой. Сама собой появляется? Нет, ей, этой судьбе, надо противостоять. A ещё уметь извлекать уроки, может, находить и примеры для подражания.

— Когда Надежда Васильевна Богомолова, наш педагог в Харьковском театральном, приходила на занятии стройная, подтянутая, тщательно причесанная, хотелось ей соответствовать. Когда Ольга Семеновна и Леонид Федосеевич Стеценко, преподаватели того же института, приглашали меня к себе и тактично, вроде бы незаметно, учили уму-разуму (как себя вести, как хозяйничать, что читать) — я из одного только чувства благодарности тянулась изо всех сил. А вахтанговка, педагог Щукинского училища Вера Константиновна Львова подсовывала мне деньги, чтобы было на что пообедать, устраивала на ночные дежурства в поликлинику по соседству, чтобы было на что существовать, — как не пронести до конца дней чувство благодарности ко всем, за все! У всех наших ребят детдомовцев была страстная мечта выйти в люди. Думаю, что это скорее и проще удавалось тем, кому хоть как-то помогали окружающие.

Вот так вот. Когда сейчас, в эти дни, мы говорим о милосердии как о чем-то совершенно утерянном нашим обществом, это не совсем верно. Есть в людских взаимоотношениях что-то такое, без чего человек не человек. Умение понять другого, желание помочь ему — как же совсем без этого! Пусть раньше «не модное», всячески заглушаемое жизненными обстоятельствами, но было оно, это милосердие. Только важно, чтобы тоненький ручеек добра, огонек надежды не иссякал, не истаивал. Чтобы добро стало не исключением из правила, как было до недавних пор, а непреложным, само собой разумеющимся в наших взаимоотношениях.

Казалось бы, нет прямо пропорциональной зависимости между тем, что талантливая Нина Русланова стала актрисой, сыграла более 40 ролей в кино, успела кое-что сделать на театральной сцене, и теми самыми добрыми делами, которыми вроде бы незаметно, мимоходом одаривали ее люди. Вроде бы такой закономерности вовсе нет. А может быть, все- таки есть?

Кабалкина Н. Нина Русланова: на экране и в жизни // Семья и школа. 1989. № 3. C. 39-41.