«Первый советский кинопродюссер»

В 1926 году Сергей Эйзенштейн и Григорий Александров после всемирного успеха «Броненосца „Потемкина“» пришли на крупнейшую советскую киностудию «Межрабпом-Русь» и сделали ее руководителю Моисею Алейникову заманчивое предложение. «Им хотелось перейти к нам из Госкино, где, как они утверждали, трудно было осуществить экспериментальные постановки в развитие тех достижений, которые уже удались,» — вспоминал Алейников. — Между тем, говорили они, в студии „Межрабпом-Русь“ сложилась товарищеская и творческая атмосфера, — как раз такая, в которой они могли бы развернуть свои творческие планы»^[1]. 

Однако осторожный Алейников, имевший прозвище «Тишайший» (с подачи постановщика «Поликушки» режиссера Александра Санина) был вынужден им отказать: «Скажу прямо: ваше предложение чрезвычайно лестно, отвечает нашим поискам новых жанров в киноискусстве, и я был бы счастлив принять его. Но это было бы политической бестактностью. <...> отношение к нам партийных руководящих кругов, надо думать, резко изменится с той минуты, как станет известно, что мы обескровили государственную Студию: что бы там ни говорили, но в настоящий момент Госкино вправе гордиться вашей работой, пока еще самой яркой... Вот почему не могу поддержать ваших намерений: рад бы в рай, да грехи не пускают»^[2].

<...>

«Элемент контрреволюции в закрытых уборных»

Визит Эйзенштейна и Александрова на «Межрабпомфильм» не остался без внимания вышестоящих товарищей. По словам Алейникова, спустя некоторое время при Госплане было созвано совещание ответственных представителей всех студий по производству художественных фильмов. Его инициатор, директор центральной студии Госкино, юрист Илья Трайнин откровенно изложил причину собрания: ему стало известно, что среди творческих работников государственных киностудий замечено стремление перейти на работу в «Межрабпом[фильм]»^[3]. Несмотря на то, что до сих пор никто такого желания не осуществил, Трайнин все равно предложил всем участникам подписать «круговое обязательство не принимать никого, кто работает уже на другой студии»^[4] — так сказать, в порядке перестраховки.

Алейников выступил против подобного соглашения и заявил, что «Межрабпомфильм» не привлекал и не будет привлекать режиссеров других студий, но в то же время заранее дает согласие любому из своих творческих работников перейти на работу (временно или постоянно) куда он захочет. «Я понимаю товарища Алейникова, — последовала реплика Трайнина, — он, работая в частном секторе, бесконтролен и может платить режиссеру, сколько захочет. Вот так и получается, что Протазанов получает такой же оклад, как и Эйзенштейн!»^[5].

«Это нелепое замечание не встретило ни у кого поддержки... — отмечает Алейников. — Впрочем, „совещание“ было непродолжительное и было „распущено“ без всякой резолюции»^[6].

Поводом для другой и куда более серьезной атаки на Алейникова стал почти анекдотический случай произошедший на студии. «Партком выдвинул на административно-хозяйственную работу молодого осветителя т. Шенкмана. Я охотно согласился с этой кандидатурой... — вспоминал Алейников. — Однажды, придя в Студию, я, по обыкновению, стал обходить подсобные помещения, начав с уборных. Но сразу уткнулся на замок. Я вызвал Шенкмана. Выслушав его объяснения, что ассенизационный отдел коммунального хозяйства, куда он уже звонил два раза, обещал принять меры, но вот до сих пор еще не выслал своих цистерн... „И вы спокойно миритесь с таким контрреволюционным отношением МУНИ к делу первой важности? Звонили два раза и теперь ждете? Разве так надо бороться за элементарные порядки на фабрике? Немедленно поезжайте в МУНИ, обратитесь непосредственно в партийную организацию: там-то сразу сообразят, что оставить актеров без уборных, это значит распространять контрреволюционные сплетни о советской киностудии. Если свободна машина (у нас тогда была одна лишь легковая машина), поезжайте тотчас, или садитесь в трамвай. Но немедленно“»^[7].

Уборные возобновили свою работу спустя два часа, однако партийный выдвиженец Шенкман затаил обиду и пожаловался на начальника в партком. В результате этот эпизод привел к прямому конфликту руководителя студии (формально Алейников был лишь заведующим производственным отделом, но при этом управлял всем предприятием) и его подчиненного, директора кинофабрики «Межрабпомфильма» Григория Арустанова (в должностной иерархии он находился ниже заведующего производством), бывшего главы студии Госкинпрома Грузии.
<...>
Алейников утверждает, что вскоре после этого «друзья Арустанова» начали против него кампанию, которая должна была ослабить его авторитет на Межрабпомфильме: «Они сообщили свои „принципиальные“ соображения в Союз работников искусств о том, что мое пребывание членом профсоюза является простым недоразумением: Алейников еще перед революцией пользовался полной доверенностью владельца „Руси“ М.С. Трофимова и на этом основании „нанимал“ и „увольнял“ сотрудников, что продолжается и поныне. Такие лица в соответствии с конституцией советского государства не могут быть членами профессионального союза. Не запросив меня, правление Рабиса уведомило меня, что я исключен из членов Союза со всеми вытекающими отсюда последствиями. Избирательная комиссия вычеркнула меня из списков избирателей. Это было первое „последствие“ неправомерного решения союза»^[8].

<...> Алейников был восстановлен в избирательных правах в конце марта 1930 г., однако кампания против него уже набрала обороты. Согласно его воспоминаниям, райком партии отправил на «Межрабпомфильм» комиссию, которая должна была проверить поведение партийной части коллектива Студии. В результате разбирательств с работы был снят не только Арустанов, но и сам Алейников.
<...>

«Взять в свои руки всю кинематографию страны»

На чистке членов АРРК, когда ее проходил Арустанов, главной темой обсуждения стало состояние дел на «Межрабпомфильме». <...>

Выступая на заседании АРРК, Арустанов подробно объяснял, почему ему не удалось повлиять на идеологический характер продукции «Межрабпомфильма», который наряду с «выдающимися прогрессивными фильмами» («Мать», «Конец Санкт-Петербурга», «Его призыв», «Дон Диего и Пелагея») продолжал выпускать и «плохие мещанские картины»: «Алейников заведует производственным отделом. В ведении производственного отдела все производство предприятия. Каковы его функции? Ведение производства на фабрике, руководство фабрикой, поскольку фабрика ему подчинена, и выпуск картин. Какова его роль там? Каково значение?.. Дело в том, что у Алейникова — авторитет большого специалиста по кинематографическому делу и большинство художественных групп этому авторитету чрезвычайно верят. Соответственно этому складывается и руководство этим предприятием. Поскольку все предприятие представляет собой производственный коллектив, там так построено, что его основным руководителем является Алейников»^[9].

В изложении Алейникова слова Арустанова звучат более вызывающе: «Видите ли, Моисей Никифорович Алейников пользуется большим авторитетом у творческих работников Студии, и к его мнению охотно прислушиваются. Ну, а в кино очень трудно различить, где начиналась контрреволюция и где кончалось непонимание сущности сюжета. Невозможно было установить, почему Моисей Никифорович отклонял колхозный сценарий: был ли сценарий плох или потому, что не хотел делать фильм на новом материале...»^[10].

Главным обвинителем на заседании оказался поэт-рапповец Владимир Киршон, который задавал наиболее провокационные вопросы: «Скажите, Арустанов, не думаете ли вы, что т. Алейников потому так крепко держал все в своих руках, чтобы затем, когда провалится Советская власть, взять в свои руки всю кинематографию страны?»^[11].<...>

«В мрачной тишине зала, — пишет Алейников, — после соответствующей паузы, последовал ответ Арустанова: «Да, думаю, что это так...». И тут же обращение ко мне: «Вы, Моисей Никифорович, не должны обижаться, вы искренне делали то, что вам казалось правильным»^[12]. В стенограмме последняя реплика отсутствует, ответ Арустанова звучит следующим образом: «Судя по постановке дела, я думаю, что это так»^[13].
<...>

«Но не пойдете же вы к Сталину жаловаться?»

Атака на «Межрабпом» и Алейникова была подкреплена на следующий день (15 марта 1930 г.) публикацией в газете «Вечерняя Москва» с отчетом о чистке Арустанова: <...>.
<...>
Только после этого Алейников, как он утверждает, решил действовать и обратился за советом и поддержкой к главному редактору «Правды» Михаилу Кольцову. Но тот отговорил его от сопротивления: «Все, что вы мне рассказываете, для меня не является неожиданностью. Сейчас подобные склоки происходят в большинстве советских предприятий. Комсомольцы, которых мы развязали, возомнили, что они пуп земли и повсюду стремятся занять места специалистов. Ко мне часто приходят крупные специалисты с подобными жалобами...

Что я могу для вас сделать? Хотите, я вместе с [Львом] Сосновским напечатаю в „Правде“, что мы хорошо знаем полезную деятельность Алейникова, человека честного и рпеданного идеям, что мы считаем травлю его вреднейшим делом для всего нашего социалистического строительства... Хотите? Мы можем это сделать. Но, право же, в этом нет никакого смысла.

<...> 

Дело-то ведь не в Арустанове, который по каким-то мотивам решился выступить на своей чистке с разоблачениями против Алейникова. Дело не в нем: не будь Арустанова, появился бы кто-нибудь другой в такой неблаговидной роли. <...> В Совкино давно ждут, когда развалится „Межрабпомфильм“, и Алейников возглавит производство этого крупнейшего кинообъединения»^[14].

О своей отставке Алейников узнал от Анатолия Луначарского, который больше 10 лет назад благословил его на создание ателье «Русь», но теперь утратил былое влияние (осенью 1929 г. он был смещен с поста наркома просвещения и назначен председателем Ученого комитета при ЦИК СССР): «В Центральном Комитете партии намечено решение освободить вас от работы в „Межрабпомфильме“ и перевести на работу в государственную киноорганизацию. Я пытался убедить товарищей, что этим путем будет нанесен смертельный удар организации „Межрабпома“, что вслед за Алейниковым потянутся лучшие творческие силы. Но мои доводы не возымели никакого влияния: надо, мол, положить конец склоке, которая там пышно расцвела около имени Алейникова. Вы знаете, у меня — да и не только у меня, но и среди других членов правительства — появилось подозрение, что кто-то среди верхушки занимается вредительством и хочет поссорить советскую власть с интеллигенцией: он-то понимает, к чему поведет такой раздор... Но к этому еще придется вернуться. Сейчас же надо действовать. Я немедленно свяжусь с [секретарем Сталина] Товстухой, сообщу обо всей этой склоке и попрошу устроить для вас прием у Сталина. Он вас примет, как принимает крупнейших специалистов из других областей промышленности»^[15].

Не известно, пытался ли Луначарский в действительности организовать встречу со Сталиным, но Алейников, по его словам, сам не был готов на такой шаг.
<...>
Вслед за увольнением Алейникова последовала чистка остального коллектива. 6 апреля 1930 г.в журнале «Кино-фронт» было опубликовано сообщение об «обнаруженном в „Межрабпомфильме“ разложении, принявшем гиперболические размеры»^[16]. В результате Мособлрабис исключил из своих рядов всех сотрудников студии и объявил перерегистрацию, «которая должна отсеять весь разложившийся элемент»^[17].

Как отмечает исследовательница Е. Хохлова, в результате чистки с «Межрабпомфильма» «были уволены сотрудники, которые работали на студии по много лет, некоторым были объявлены выговоры. Изменилась и сама атмосфера особого отношения к работе, отличавшая именно эту студию от других»^[18].

Е. Хохлова пишет, что в 1930 г. Алейников стал помогать в организации киностудии «Мосфильм». «Он весь день занимался проблемами организационными, как обустроить отдельно взятую новую киностудию, а вечером его увозили [обратно втюрьму
в Сокольники]»^[19]. Достоверно известно, что после Великой Отечественной войны Алейников переключился на литературную деятельность, которой хотел заняться еще в 1930 г. В любом случае о жизни создателя «Межрабпомфильма» после его увольнения известно лишь в общих чертах. Его биография все еще требует дальнейшего более глубокого изучения, как и деятельность созданной им киностудии.

Дединский С. Новые материалы к истории киностудии «Межрабпомфильм» и биографии ее создателя Моисея Алейникова // Театр. Живопись. Кино. Музыка. 2019. № 4. С. 8–23.