Имя Николая Ефимовича Эфроса неразрывно связано с русским театром. Но до сих пор еще никто не вспомнил о роли Эфроса в становлении советского кино. А ведь это был первый критик, который еще в 1918 году сформулировал основные принципы развития нового советского киноискусства, вытекающие из задач культурной революции и сущности реалистического художественного творчества. Возглавив в 1918 году литературный отдел Художественного коллектива «Русь», Николай Ефимович обратился к писателям с такой речью:
Русскому театру предстоят очень крупные и существенные изменения. Вряд ли ему жить впредь по-старому. Он ведь давно был в «кризисе», и не раз было верно отмечено, что этот театральный кризис в значительной мере только отражение и следствие кризиса более общего, кризиса всего того, что можно обозначить как дореволюционную, запутавшуюся в трагических противоречиях культуру.
В сторону каких тем, каких сюжетов устремится русский кинематограф в своей созидательной работе? Он будет агитационен, он поведет своими могучими средствами пропаганду, новой идеологии. Он будет непременно художественным. Художество, искусство заключают в себе громадную воздействующую силу, расширяют мысль, оформляют чувство. Кинематограф будет бытоизобразителен, будет крепок действительностью, современной или исторической. Будет душеизобразителен, потому что нет для искусства ничего драгоценнее человека и мира его душевной жизни.
<...>
Так рисуются перспективы нашего киноискусства, которое вберет в себя настроения и идеи революционной общественности и нашего кинопроизводства, которое использует новые производственные методы«.
<...>
За пять лет своей деятельности в кино Эфрос сделал много. Он внешне никогда не волновался, голос его всегда был ровный, тихий. Он никогда не торопился, и все мы, связанные с ним одним делом, не могли не удивляться, как он все успевал.
<...>
...Был поздний вечер, когда голос в телефонной трубке насторожил мой слух:
— Кажется, есть хорошая вещь... Нет, лучше я сейчас к вам приду!
— Николай Ефимович, у нас же не работает лифт — Лучше я приду к вам.
— Не беда!.. Я пройдусь с удовольствием. Я уже в пальто.
Мы жили близко друг от друга: от Мамоновского до Леонтьевского и в самом деле рукой подать. Но у Эфроса «капризничало» сердце, а работал он чрезвычайно много, я же жил на пятом этаже.
Николай Ефимович протянул мне том Льва Толстого:
— Прочтите «Поликушку». Повесть небольшая, я посижу у вас, займусь другим делом. Мне не терпится узнать ваше мнение. Роль для актера замечательная. Но поддается ли такая вещь экранизации?
<...>
В сценарном отделе, куда Эфрос привлек для постоянной работы писателей и драматургов, предложение экранизировать повесть Толстого показалось заманчивым, но спорным. Эпически развертывающаяся повесть о крепостном крестьянине представлялась многим несценичной и тем более некинематографичной: нет в ней таких конфликтов, которые легко поддаются пластическому выражению, нет и динамики в развитии сюжета, которая по тем временам считалась обязательной в кинематографическом произведении
С другой стороны, обрисовка Толстым переживаний и поведения крепостного крестьянина — вора и пьяницы Поликея, которому неожиданно оказали доверие, представляла собой превосходный материал для проверки действительных возможностей кинодраматургии и работы актеров кино, для расширения диапазона изобразительных средств киноискусства.
<...>
...Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но наконец «Поликушка» был поставлен, показан в Берлине, в «Уфа-Тауэнциен-Палас». Это был первый художественный советский фильм, который проник за границу.
<...>
По решению Наркомпроса Художественный коллектив «Русь» был выделен в самостоятельную организацию. «Всероссийский фотокиноотдел удостоверяет, что отделом утвержден и зарегистрирован Художественный коллектив киноателье „Русь“. Состав правления коллектива в лице его председателя М. Н. Алейникова и членов правления Ю. А. Желябужского, А. А. Санина, Н. Е. Эфроса и И. А. Геннадиева отделом утвержден».
В руках у нас был теперь своеобразный «патент» на законное существование. Душу переполнял энтузиазм, но за душой не было ни гроша. Зато в кинокомитете (тот же Фотокиноотдел) и в приемной наркома А. В. Луначарского нас встречали с приветливой улыбкой. Вспомним, что в России начиналась эпоха, когда моральный капитал становился дороже золотых запасов.
Фотокиноотдел Наркомпроса охотно воспользовался нашим предложением поставить к юбилейным дням Герцена два фильма: «Сороку-воровку» (по повести Герцена) и большой биографический фильм «Герцен».
Н. Е. Эфрос с непостижимой быстротой (в несколько дней!) написал сценарий «Сороки-воровки» и экспозе для второго сценария «Герцен».
В архиве автора сохранился отзыв А. В. Луначарского: «Сорока-воровка», среди исполнительниц которой особенно выделяется артистка Гзовская, — очаровательное воплощение герценовского рассказа«.
Сценарий «Герцен» был прерван в стадии разработки...
<...>
Николая Ефимовича не стало в 1923 году. Но влияние его на творческую жизнь коллектива «Русь» сказывалось и в дальнейшем. Советские киноведы, когда будут писать историю первых лет советского кино, непременно установит преемственность между приходом в советскую кинематографию историка и критика Художественного театра Н.Е. Эфроса в 1918 году и приходом в коллектив «Русь» молодого драматурга Н.А.Зархи в 1924 году, между работой в киноискусстве режиссера-учредителя МХАТа А. А. Санина и работой ученика кулешовской мастерской В. И. Пудовкина...
Алейников М. Н. Е. Эфрос в нашей кинематографии // Искусство кино. 1964. № 10. С. 53–56.