Не думал, что о Николае Афанасьевиче Крючкове тоже можно будет сказать: «Время его пережило»; не верилось, когда он жил, — не верится и сейчас, когда его не стало.
Правда, появилось это ощущение «двувременности» Крючкова лет пять назад. Тогда фильмы сталинского периода, извлеченные из запасников, миновали стадию бесплодной ненависти и сразу стали объектом киноведческих исследований. За советской историей с визгом и грохотом опустился железный занавес. Каково было Крючкову — символу того лучшего, что было в искусстве невозможной эпохи?
А ведь если всматриваться в его роли, поставленные в хронологический ряд, можно увидеть, как, меняясь, умирало время, в котором он жил. Как в лицах обаятельных и надежных парней 30—-40-х годов уже проступало с начала 60-х что-то тупое, тяжелое и жесткое, застывали черты и стекленели глаза. Сравните «Трактористов» и «Жестокость» — дело совсем не в дозе «положительности» и «отрицательности».
Николай Афанасьевич не опровергал сложившуюся мифологию: судьба его уберегла от роли Павлика Морозова, он не был намертво связан с системой идеологических звезд, но и не отрывался от нее трагически и непоправимо, чтобы оказаться ненужным потом, как было с его великими товарищами Петром Алейниковым и Борисом Андреевым. В этом человеке была поразительная сила — и умение; не порывая с существенными основами народного характера, видеть и показывать то, что он пережил свое время. Это время — в итоге — пережило его.
Светлая память Артисту.
Шемякин А. Время его пережило // Независимая газета. 1994. 22 апреля. С. 7.