...Гремела война. Шел 1942 год. А на экране в «Парне из нашего города» двадцатидвухлетний студент пединститута решал в мирном, еще 1932 года, Саратове свою судьбу, круто поворачивал всю свою жизнь. Какой из него учитель!.. Раз — «армия для меня это все». Раз — «каждый человек должен быть военным».
За те полтора часа, в которые неумолимо должны были уложиться в фильме около десяти ураганных лет его беспокойной жизни, ему предстояло очень многое. Он должен был успеть из озорного непоседы, выдумщика и задиры Сережки Луконина — гордости и божьего наказания учителей и наставников, героя городских мальчишек — превратиться в полковника, коммуниста Луконина. Одного из тех, кто является красой и гордостью нашей армии, ее душой, ее честью и совестью. Одного из тех, которые вели в то время, когда фильм вышел на экран, страшную битву на полях сражений... И зритель знал: в то время, как он смотрит этот фильм, Сергеи Луконины нашей армии не выходят из боев.
И если его, Сергея Луконина, снова ранят, он снова и снова будет возвращаться в строй. И снова будет впереди, всегда впереди — зеленым ли, еще не обстрелянным лейтенантом, заслуженным ли полковником, седым ли генералом, чье имя гремит по всей армии. И новые Сергеи Луконины будут о нем говорить: слыхали, конечно, про такого?.. Так вот, это парень из нашего города!
Вряд ли у кого-нибудь из самых замечательных наших актеров нашлось бы столько же прав на эту прекрасную роль, сколько у Николая Крючкова. Потому что вряд ли для кого-нибудь из них сами эти слова «парень из нашего города» были бы такой точной формулой самого характера героя, его личности, жизни, судьбы. До такой степени точной формулой... Черты этого образа, как бы «заложенные» в биографии и в облике самого актера, постепенно накоплялись, вызревали во многих предыдущих крючковских ролях, сыгранных в таких картинах, как «Ночь в сентябре», «Комсомольск», «Член правительства», «Трактористы».
Но Крючков, конечно, не был бы Крючковым, а «парень из нашего города» — «парнем из нашего города», если бы в его полуседом уже, суровом и грозном полковнике Луконине не оставалось чего-то от озорного ребячества Сережки Луконина. И, в сущности, он очень мало изменился от того, что в волосах у него появилась седина, грудь украсилась орденами и весь он, с головы до ног, обкурен черным пороховым дымом. Это все тот же Сережка Луконин, и он удерет, не долечившись, из госпиталя в бригаду, попавшую в окружение, и будет плакать, не стесняясь слез, над убитым другом, и поведет бригаду на прорыв, и за ним пойдут в огонь и воду, и он снова прорвется, снова, как прежде, победит.

Иванова Т. Народный артист // Советский экран. 1971. № 4. С. 8-9.