Хотя нам еще ни разу не приходилось официально беседовать с популярными актерами, мы почему-то в тот день перед первой нашей встречей чувствовали себя людьми многоопытными и поднаторевшими в деле.
Разумеется, мы твердо знали, с чего начнем. Перво-наперво разузнаем, чем увлекается популярный актер в свободное от киносъемок время. Тут многое зависит от того, насколько нам повезет. Верхом удачи считается какое побудь экстравагантно-серьезное «хобби». Ну, например, собирание древнерусских икон. Менее высоко, но ценятся такие увлечения, как филателия, футбол, охота, библиофильство. (Правда, в каждом ив них — опасность штампа, а штампов стараются избегать, и вопрос, удастся ли нам уйти от этой угрозы, во многом будет зависеть от собеседника.)
Далее мы расспросим актера о его любимых ролях. Деликатно постараемся выяснить, с каким режиссером ему интереснее всего было работать и какая роль ему ближе других. Коснемся приемов профессионального мастерства, перейдем к биографии, и затем останется сакраментальный вопрос «Ваши планы на будущее?», обстоятельный ответ на который даст нам полное право озаглавить беседу-интервью «Мы ставим многоточие...», а в заключение — «Заветная ваша мечта?»
Николай Афанасьевич Крючков на интересующие нас вопросы ответил:
что его любимое занятие в свободное время —- рыболовство (в подтверждение чего показал огромную коробку, где в аккуратных пакетиках ожидали своей участи мотыль, опарыш, ручейник);
что наиболее интересным для себя режиссером считает Хейфица («он еще только подходит к тебе, а ты уже знаешь, чего он хочет»);
что любимые его роли были сыграны в фильмах военных лет;
что в кино он пришел из театра рабочей молодежи (в театр — из самодеятельности Трехгорки);
что «боевое крещение» он получил в «Окраине» Б. Барнета, а последнюю роль сыграл у Хейфица в «Дне счастья»;
что особых профессиональных секретов у него нет («главный „секрет“ — постоянный труд»);
и наконец, что заветная мечта — создание образа положительного героя, нашего современника.
Признаться, ответ на последний вопрос нас несколько обескуражил.
— Николай Афанасьевич, но вы как раз и снимаетесь в роли положительного героя в «Московском приключении»...
— Да, но в этой роли всего лишь частица, что ли, того героя, которого я имею в виду. Я играю крупного работника, обладающего чувством юмора, а это уже немало — чувство юмора. Так вот, мой герой только что назначен руководителем торгового главка. Он гуляет по ярмарке — вроде той, что в Лужниках бывает, — к нему вдруг старушка: помоги, сынок, костюмчик купить для племянника, у него и рост такой же, и всем ты похож на него, примерить надо.... Ну, согласился, пришли в магазин. А там продавцы, как водится, ноль внимания. Позвали директора. Директора играет Моргунов. Выходит он, еще в зубах не успел доковырять: «Чего-чего надо?» «Вы давно в торговле?» — спрашиваю. «Ну, давно!» — огрызается. «А не устали еще?..»
Вот такая ситуация. Здесь есть что играть, но хочется большего. Хочется сыграть мужика крепкого, справедливого. И чтоб не все определялось в судьбе героя его служебным положением. Чтоб он сам действовал.
— Все так, Николай Афанасьевич. Но вот что любопытно. В последние годы вышло немало фильмов, герои которых вроде бы соответствуют всем этим качествам, которые вы называете. И тем не менее...
— Ну, конечно, сами по себе качества ничего не решают. В свое время мне пришлось читать сценарий «Знакомьтесь, Балуев!» — я пробовался на главную роль. Она мне не понравилась. Там самые достоверные трудности, когда герой шагает через болото. Это можно убедительно сыграть. А в остальном надо вещать текст. Хотя, если бы довелось все-таки играть ее, я поспорил бы со своим героем. Конечно, возможности актера в таком споре не слишком велики. Ведь ничем не заменить правду, жизнь... Встречаются, предположим, два человека. Один положительный, более умудренный опытом, другой менее. Так часто бывает в жизни, так случается и в фильмах. Интересная ситуация, не спорю. Но решается она, как правило, одинаково. В фильмах, конечно, — не в жизни. Вот «Наш общий друг». Встретились парторг колхоза и совсем молоденькая девушка: секретарь комсомола. Все, что нашелся сказать старший товарищ младшему, — приходи завтра, поговорим! А о чем они завтра говорили — этого в фильме нет. А мне это интересно... Или им не о чем было говорить? Тогда другой вопрос. Что происходит с человеком там, внутри — вот что мне интересно. И, наверное, каждому зрителю... Вырыт большой котлован, а в нем на самом донышке маленький человек, который и вырыл этот котлован. Внешний контраст очевиден, его можно сфотографировать. А вот уловить между ними связь, жизненную, реальную, осмыслить ее — это много труднее.
— Вы заговорили о котловане и человеке... Сразу возникает литературная ассоциация — «Большая руда» Г. Владимова. Это как раз об одном из тех, кто «роет» котлован. Писатель исследует ту самую связь, о которой вы говорите. И главный герой такой неожиданный, казалось бы, простоватый, а на поверку необычайно сложный.
— Естественно, так в жизни и бывает. У меня по этому случаю свои ассоциации — Семен Тетерин в «Суде» Скуйбина. Поначалу тоже кажется — обыкновенный, заурядный человек, таежный охотник и следопыт, в чем-то дремучий, темный человек. Но я-то по опыту знаю, что таежные люди — это необыкновенные люди. Я с одним таким охотником-егерем однажды познакомился. Он поводил меня по тайге, поучил. Природу я и прежде любил, а тут стал понимать ее. И многое понял в людях, что живут среди природы. Они удивительно чисты. Таким я и вижу своего Семена — чистым, благородным. Помните, какой жалкий, подавленный сидит он в кабинете следователя, и как распрямляется в лесу, на природе — совсем другой человек. Мне было интересно окунуться в эту роль.
— А нам, признаться, было неожиданно увидеть вас в этой роли после «Жестокости» и «Дела Румянцева». Хотя, помнится, эти роли в свое время были еще более неожиданными. До них актер Крючков считался сугубо типажным, после них актера Крючкова причислили к разнохарактерным.
— Ну да, когда ты ходишь в типажных, то вроде и актером не считаешься настоящим, только за фактуру и ценят. Сколько раз так было. Ищут исполнителя на роль. «Что там за герой? В тельняшке? Значит Крючков сыграет!» Мне в свое время пришлось действительно много переиграть ролей в тельняшках и гимнастерках. Были среди них хорошие роли. Особенно в фильмах военных лет и вообще, когда о войне... Потому что это были горячие фильмы. С удовольствием их вспоминаю. С такими картинами расстаешься, ох... как неохотно. А бывало, идешь на съемку, как на казнь. На герое гимнастерка или тельняшка, а внутри пусто. Влезешь сам в такую тельняшку. Ну и что? Варишься в собственном соку, если соку этого осталось. Скучно это. И не нужно никому. Говорят, нет плохих ролей — есть плохие актеры. Я так думаю, что есть и плохие роли, а играют их хорошие актеры. Ведь даже большие драматурги не всегда уходили от провала. Вот хотя бы Борис в «Грозе» у Островского. Какие актеры ни играли, ничего интересного не получалось. Говорят еще так: неинтересно, потому что нет перевоплощения! А для некоторых «перевоплощение» — это значит наклеить бороду и нос. Перевоплощение не в том, чтобы тебя не узнали, а в том, чтобы тебя непременно узнали, но в новом качестве. Надо пропускать роль сквозь себя, не подминать ее под себя, не замыкать в себе. Актеру это легче легкого, а хорошему зрителю скоро надоедает. Вы сказали, что я оказался неожиданным в «Деле Румянцева». Но разве я был неузнаваем?
— Нет, узнавались вы сразу. Но в этом, может быть, и заключалась вся неожиданность; похожий и не похожий на себя Крючков.
— Еще раньше, я «Котовском», я сыграл две роли: положительную — помощника Котовского и отрицательную — бандита-уголовника. Какая из них вам больше запомнилась?
— Вторая, конечно. Но там вы как раз были неузнаваемы. Поэтому, наверное, эта роль и проиграла и сравнении с другими.
— Может быть, но лично я от этой роли выиграл. Это была хорошая, озорная роль. А озорничать в искусстве необходимо — не поймите только плохо. Театральный актер это делает в водевиле или, скажем, в «капустнике». Это рождает хорошее самочувствие, ощущение свободы на сцене или перед аппаратом. А главное, это никогда не скучно. Может, помните «Окраину», как я там за девушкой ухаживаю? Подхватил ее под руку и в камеру так хитро-хитро подмигнул — мол, все в ажуре. А в сценарии этого не было. И заглядывать в камеру строго воспрещалось. Но ведь получилось...
— Что получилось, это верно, ничего не скажешь, вас и считают актером сугубо органичным. Но многие полагают, что органика актера — в какой-то степени изображение самого себя перед зрителями, перед камерой.
— Ну, это было бы слишком просто. Во-первых, органичность в кино и на театре — вещи разные. Вот вам пример. Прелестнейший, на удивление органичный актер Тарханов панически боялся камеры — сидел, как на «пятиминутке». А во-вторых, играть самого себя — это уж не столько органичность, сколько опять же типажность. Были у меня роли положительные, были отрицательные. А были такие, где положительное и отрицательное смыкалось так тесно, что сразу и не оценишь героя... Вы вспомнили начальника губчека из «Жестокости». Поди разберись в нем! Гражданскую воину прошел, революции предан. И ребят своих, молодых чекистов, по-настоящему любит. Так? А людей не уважает, не верит им, губит ни за что. Такую роль на одной фактуре не вывезешь. Здесь понять надо, разобраться.
А в «Окраине» было иначе. Помню, пришел на первую пробу, говорят мне — играй! Что играть, как играть — не говорят. Я смотрю, сапожная мастерская: вот молоток, вот гвозди, вот колодка, вот рваная обувь. Сел, натянул на колодку башмак, гвозди в рот и тюкаю потихоньку, а где там «глазок» — мне все равно. Потом объяснили — природная органичность, а откуда вот она взялась, не знаю. Знаю только, что на всю биографию такой органичности обычно не хватает. Ее накапливать надо, воспитывать. Жизненный опыт должен дополняться, подновляться. Прежде чем сыграть в «Трактористах», я поехал в одну из бригад, пожил там, промаслился, пробензинился и в роли чувствовал себя свободно, органично. В жизни я умею не так уж мало: могу водить машину и трактор, знаю, как управлять самолетом, меня не надо учить стрелять, ездить верхом. А плясать тем более. Когда мне приходится все это делать на экране, ручаюсь — получается всамделишно.
— И все же долгое время зритель знал и любил самого Николая Крючкова гораздо больше, чем любой из созданных им образов...
— Возможно. Когда я играл похожие роли, одноплановые. Случалось и в сторону шагнуть, но не всегда это сходило с рук. В фильме Пырьева «Свинарка и пастух» была у меня роль не то что бы отрицательная, а не совсем положительная — такого нахального, добродушного парня. В высоких инстанциях фильм посмотрели тогда и изрекли: «Зачем это Крючкову такие роли? На него люди должны равняться!» Вот как понималась воспитательная роль искусства. Человек на экране очищался от всяких жизненных примесей так, что никаких сил не было смотреть на это. Первые мои герои — «Окраина», «На границе», «Трактористы», — какие сочные были ребята, а ведь вполне передовые. А потом уже положительное стало синонимом скучного. И после войны я с огромнейшим удовольствием играл и Театре киноактера Любима Торцова в спектакле «Бедность — не порок». Это, скажем прямо, один из немногих задавшихся положительных героев Островского. Больше того, один из лучших его положительных героев. Нищий бродяга, обиженный судьбой правдолюбец. Тут столько красок, что играть — одно удовольствие. Тогда это было отдушиной.
Вот с этой театральной роли, мне кажется, и открылось мое второе дыхание в кино. И все сколько-нибудь сложные работы той поры берут начало от Любима Торцова. Я лично считаю, что и комиссар из «Сорок первого», и начальник автобазы из «Дела Румянцева», и даже вот Семен Тетерин — все они в какой-то мере от него пошли.
— Но это же очень разные роли....
— Ну и что же? Любим Торцов оказался для меня как бы разведкой в глубь человека; данными ее мне не раз приходилось пользоваться. И по сей день приходится. В последнем фильме Хейфица — «День счастья» — у меня была очень интересная роль — старый портной, с таким колоритным одесским говорком. Сидит он в маленькой комнатенке, обшивает культурных клиентов частным образом. Деньги копит для единственной дочери. Хочет, чтоб у нее все было — модные платья, богатая свадьба, солидный муж. А когда она удирает с моряком-курсантом, он и дело свое прибыльное бросает. Не для чего больше деньги копить. Это разный человек. Он щедрый, он и скупой. И недалекий и мудрый. И самое главное было показать, как один уживается в другом. И здесь мне Торцов помог.
И надеюсь, еще поможет. Это я возвращаюсь к вашему вопросу о моей заветной мечте — сыграть положительного героя. Будем считать, что я на него ответил?..
Мы благодарим за встречу и... тут же задаем новый вопрос. И еще один и еще. Потому что интересно. Потому что такие беседы не часто случаются.
Уже под конец кто-то из нас спрашивает актера, любит ли он пересматривать свои старые ленты.
— Нет, не люблю. Одно расстройство... Видишь себя молодым, легким, с чубом на лбу, и как-то не по себе становится. И потом ворошить биографию принято в конце пути, а я еще думаю поработать...
Обещание столь же традиционное, сколь и естественное для человека и художника.
Богомолов Ю., Кушниров М. Крючков — похожий и непохожий // Искусство кино. 1964. № 10. С. 38-41.