Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
2025
Таймлайн
19122025
0 материалов
Поделиться
Родченко как бы забыл о фотоаппарате

Всегда немногословный. Высокий, очень складный. Бритая голова. Бриджи, краги, рубашка с большими удобными карманами. Несколько снисходительная, ироническая улыбка на умном лице.
Таким я помню этого человека, к которому мы так тянулись в нашей юности...
Друг Маяковского. Он был в числе той интеллигенции, на том ее левом фланге, который возглавлял Маяковский.
А. Родченко известен как великолепный мастер фотографии, новатор, всколыхнувший мещанский мирок, обывательщину, бросивший вызов общественному вкусу.
Но фотография являлась лишь одной стороной его творчества.
Родченко был многогранным художником.
Он и живописец, станковист.
Он и оформитель книг. Почти все книги первых изданий Маяковского были оформлены им. А первое издание поэмы «Про это» Родченко очень неожиданно и интересно проиллюстрировал сложными фотомонтажами. Маяковский, высоко оценивая его работу, на одной из книг, подаренных Родченко, написал: «Дорогому Родченко. Соавтор Влад.».
Родченко был также и плакатистом. Много плакатов сделано им к рекламным стихам Маяковского.
Выступал он и как театральный художник. Кстати, вторая половина пьесы «Клоп» в театре Вс. Мейерхольда была оформлена Родченко.
Поэтому нельзя рассматривать Родченко как мастера фотографии, изолированно от всего его остального творчества. Хоть бесспорно, действительных вершин достиг Родченко именно в фотографии.
На страницах журналов того времени фотографиям Родченко отводилось такое же почетное место, как и работам художников Дейнеки, Моора и других.
Его фотографии достаточно известны. Неожиданный ракурс, острота, всегда новый, необычный взгляд на объект съемки, предельная выразительность. И предмет, который мы хорошо знаем, на его фотографии воспринимается, как впервые увиденный.
Но поиск Родченко никогда не был поиском ради поиска, в отличие от талантливого и интересного, но заумного «фокусника» Мохоли Надь. Все фотографии Родченко абсолютно четко и ясно выражают мысль автора.
Его фотографии и сегодня также молоды и современны.
Родченко жил в доме напротив Почтамта, где находились и мастерские нашего института. Окна его квартиры выходили во двор. Только в этом дворе он сделал множество фотографий. Двор этот был снят им сверху, снизу, в различных ракурсах и с разных точек. И двор этот, по которому мы проходили каждый день и в котором не видели ничего интересного, вдруг на фотографиях Родченко открывался для нас с совершенно неожиданной стороны, были ли это пожарные лестницы, уходящие вверх, балконы на фоне кирпичной стены, пустой двор, снятый им из окна его квартиры на восьмом этаже, или колонны студентов, готовившихся к параду.
Все являлось объектом съемок для Родченко. И во всем он как художник находил свою прелесть.
А серия портретов В. Маяковского, снятых Родченко, является величайшим памятником как поэту, так и самому Родченко.
Я до сих пор не могу понять, чем в них достиг Родченко такой силы выразительности.
Сняты они строго, просто, с рассеянным светом, без каких бы то ни было эффектов. На нейтрально-сером фоне — только лицо Маяковского. В некоторых — совершенно симметричная композиция, Маяковский смотрит прямо в объектив. Почти протокольная съемка. И в то же время портреты эти невероятно выразительны, монументальны.
Ведь есть и другие фотографии Маяковского. А волнуют и так точно выражают образ великого поэта именно те, которые сняты Родченко.
Таким вот мы все и запомнили В. Маяковского.
В чем же сила этих фотографий?
Может быть, нас волнует самый объект?
Может быть, умное, вдохновенное лицо самого поэта так действует на нас?
Но вот портрет простой женщины. Он тоже снят без всяких ухищрений, строго и скромно. Взгляд ее опущен. Большую часть фотографии занимает черный платок в мелкую белую точечку на голове женщины. «Мать», — читаем мы под фотографией. И этот портрет также приковывает к себе внимание. И опять мы не понимаем, чем же Родченко достигает того, что портрет так трогает, так действует на нас.
Видимо, это и есть то мастерство, тот высочайший профессионализм, где трудно разложить все на элементы. Мастерство, которое определяется одним словом — искусство.
Родченко был беспощаден к себе. Он давал в печать только незначительную часть своих работ. Так, некоторые портреты Маяковского, которые он считал неудачными, были опубликованы им только после гибели поэта. Зайдя к нему однажды, мы застали его за ретушью дефектов, царапин известной теперь фотографии Маяковского — Маяковский с черным псом на руках. «Это я вытащил из корзины», — сказал он.
Потрясенный смертью поэта, Родченко неистово снимал его похороны. Снимал народ, заполнивший улицы, балконы, крыши домов, народ, провожавший своего любимого поэта.
«Если бы он знал», — называлась статья Родченко, напечатанная в то время в «Литературной газете». Если бы он знал, утверждал в ней Родченко, о тех чувствах, которые были выражены народом в те дни, он никогда не совершил бы того, что совершил.
К сожалению, этих фотографий так никто и не увидел, так как аппарат оказался испорченным.
Я очень благодарен А. Родченко за те занятия, которые он проводил с нами, студентами, в институте. Он вел очень короткий курс ознакомления с фотографией. Лично мне эти занятия дали очень много.
Мы с нетерпением ждали их начала. Представляли себе, как наконец получим в руки фотоаппарат, к которому многие из нас так рвались, как начнем снимать пейзажи, портреты.
И мы были очень разочарованы, когда Родченко, придя на занятия, как бы забыл о фотоаппарате.
Он повел нас в лабораторию. Положил на стол лист белой бумаги. Осветил его сбоку лампочкой. Между источником света и бумагой поставил несколько предметов, которые отбросили тени на бумагу. Заменив затем простую бумагу фотобумагой, он засветил ее и обработал. Получилась своеобразная композиция из теней и предметов.
Потом он предложил сделать то же самое каждому из нас.
И мы принялись составлять композиции из самых разнообразных предметов. Колба, очки, кусок мешковины, ножницы, ключи, монеты, кисти, спички, кружева, всевозможная стеклянная посуда — все являлось предметом наших упражнений.
Когда на бумаге возникала, как нам казалось, интересная, содержательная композиция, мы фиксировали ее. На фотобумаге появлялись силуэты предметов с причудливыми тенями от них.
Вскоре мы так увлеклись этой работой, что она превратилась для нас даже в своеобразную игру. И, часто возвращаясь домой, мы продолжали строить фантастические композиции, засвечивая «дневную» фотобумагу на косых лучах заходящего солнца.
Особенно увлекались мы игрой теней от прозрачной стеклянной посуды.
И в этой лабораторной работе мы постепенно поняли, что такое свет и тень, борьба черного с белым, поняли природу фотоматериала, природу фотографии.
Так, незаметно для нас, Родченко дал нам основные понятия о фотографии как искусстве, которое имеет свою силу выразительности, свою пластику.
Но только теперь мы можем полностью осознать, какую огромную ценность имели для нас эти занятия. И мы благодарны за это Родченко-педагогу. Благодарны ему за то, что он уберег нас тогда от легкого и скользкого пути получения быстрого результата от съемки фотоаппаратом голого сюжета.
Я уже говорил, что мы, студенты, всегда тянулись к Родченко. Позже я понял, что эта тяга была взаимной. Не случайно он был всегда окружен молодежью. И не случайно, конечно, он попросил меня однажды свести его в наше студенческое общежитие, которое находилось в Лефортове.
Мы долго ехали по Москве. Он как всегда почти не разговаривал. А в общежитии больше ходил по комнатам, по коридорам, присматривался, обо всем расспрашивал, но почти не снимал, хоть, и приехал с этой целью.
Фотографии, которые здесь помещены, подарил мне Родченко. Они сняты именно там, на крыше общежития. Кстати, это было сделано так незаметно, что я даже и не уловил, когда именно Родченко их снял. Хоть на одной из фотографий снят им сверхкрупный план.
Заметив мое пристрастие к фотографии, Родченко, уже после окончания курса, предложил мне заходить к нему. И я пользовался каждым удобным и неудобным случаем, чтобы побывать у него, послушать его добрые советы и понаблюдать за его работой. И когда бы я ни заходил, он всегда работал, работал увлеченно.
Родченко очень радовали бы то признание и тот размах, которое получило в нашей стране развитие фотоискусства.
Но я представляю себе, как он обрушился бы на бытующее у нас иногда понятие «художественной фотографии», вся «художественность» которой заключается в отходе от принципов фотографии, в использовании ложных средств выразительности, в плохо скрытой инсценировочности, в претензии на «живописность». Такие фотографии у нас часто называют почему-то надуманным словом «фотоэтюд».
О Родченко пишут редко. Несправедливо редко. А творчество его требует специального исследования.
Его имя известно не только у нас, но и за рубежом.
Я видел недавно небольшую монографию о нем, изданную в Чехословакии. Почему же у нас, на родине этого талантливого художника, о нем забывают?

Урусевский С. Несколько слов о Родченко // Искусство кино. 1967. № 12. С. 100-106.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera