В 1930 году снова вместе, втроем, Червяков, Беляев и Мейнкин ставят «Города и годы» — зрелый, глубокий, страшный и очень сдержанный фильм.  ‹…› До сих пор в теоретико-критических статьях «Города и годы» нередко трактуются в качестве компромиссного фильма, не обогатившего дарования Е. Червякова.  ‹…› 

Стоит вспомнить о потоке упреков и обвинений, обрушившихся на голову Е. Червякова. А. Кациграсс обвиняет режиссера в «грубом искажении величайшей исторической эпохи». ‹…›

Ненависть к зарождающейся военной истерии нарастает на страницах сценария. Трижды появляется в первой части веселящаяся толпа бюргеров.  ‹…› В третий раз — поет, гуляет, веселится толпа, теряющая человеческий облик, на глазах обращаемая в стадо. ‹…›

Режиссер находит исключительно сильный прием. Взлетающие качели, кружащиеся карусели вдруг останавливаются, застывают лица людей, замирают смычки музыкантов. Во весь кадр несется беззвучный выдох: «А-а-а-х!» И внезапно на зрителя с новой, страшной силой обрушиваются все эти озверелые рожи, замахнувшиеся руки, летящие мячи, запрокинувшиеся головы мишеней. Обезумевшая толпа беззвучно выкрикивает: «Бей русского! Бей француза! Бей! Бей!» И, заглушая все, беззвучно гремит оркестр, и дамы с балконов восторженно машут платочками: «Deutschland, Deutschland uber alles!» Толпа готовится к кровопролитию, к убийству. Сейчас она бросится на живого человека — на русского, на внутреннего врага — ей все равно — на первого, кто попадется под руку, на первого, кого ей укажут...

Гуревич С. За камерой стояло трое... // Из истории Ленфильма: cтатьи, воспоминания, документы. 1920-е годы. Выпуск 1.