Картина «Девушка с далекой реки» не сохранилась, как и две другие немые картины Червякова.  ‹…› 

Становится ясно, что Червяков строил кинематографический образ вовсе не как старые мастера, верные актерскому кинематографу, полагаясь на мимику актеров и оставляя их подолгу «переживать» перед аппаратом. Червяков мыслил монтажно, стремясь подбором и столкновением кадров, а также ритмом монтажа передать внутреннее состояние своих героев. Тогда не было еще такого термина, но сейчас можно назвать метод Червякова — методом внутреннего монолога или методом ассоциативного психологического монтажа. Именно эти короткие и смелые монтажные фразы — неожиданные сочетания лица, глаз, улыбки актрисы с пейзажем, деталями предметов, лицами других людей — передавали не только эмоциональное состояние героини, но и эмоции автора фильма, его авторское отношение к происходящему на экране.  ‹…› 

В «Моем сыне» не было никаких поводов для поэтического показа — ни романтической вековой тайги, ни героической стройки, ни контрастных противопоставлений нового — демонстрантов, рабочих, строителей — старому — нэпманам, грабителям, мещанам, что придавало остроту и значительность его первому фильму.

Материалом второго фильма была повседневность, обыденная жизнь. И даже единственную возможность романтизировать сюжет — сцену пожара — Червяков объявил только фоном, на котором, наряду с обычной комнатой, пивной, клубом, он будет рассматривать «...весь сложный комплекс душенных пилений, который называется человеческими страстями».  ‹…› 

Она [методика Червякова] — богаче и сложнее, чем писали критики и даже чем декларировал он сам. Обычно отмечалось особое внимание, уделяемое молодым режиссером актерам, их игре на крупных планах, их бессловесным монологам. Однако нельзя не отметить, что все крупные планы Розы Свердловой в картине не превышают одного-полутора метров, то есть очень коротки и всегда находятся в сложных монтажных сочетаниях с окружением, с общими массовыми и пейзажными планами или со смело выхватываемыми деталями обстановки — избы, аппарата Морзе, литографии Москвы, деталей паровоза, станков, машин, орудий труда, а также с лицами прохожих, демонстрантов, рабочих, строителей.  ‹…›

Кто знает, сохранись «Девушка с далекой реки», Червякова сейчас возвели бы в сан первооткрывателя авторского кинематографа, стали бы клясться его именем так, как клянутся интеллектуальным кино Эйзенштейна или «киноправдой» («синема-веритэ») Дзиги Вертова. ‹…›

К Червякову пришла творческая зрелость. Он выковал свою манеру, свой стиль, свое отношение к действительности. Его темперамент, фантазия, мастерство требовали новых тем, нового материала. И он смело обратился сначала к исторической, затем к зарубежной тематике, вновь показав свежесть и самобытность своего таланта.

Летом 1928 года, когда на экранах шел «Мой сын» и вокруг него бушевали критические дискуссии, Червяков и все его сотрудники были в предгорьях Алтая, где снимали «Золотой клюв» по исторической повести Анны Караваевой.  ‹…› 

Фильм «Города и годы» сохранился не полностью, поэтому нельзя с уверенностью судить о его качестве. Жестокие нападки критики в большинстве своем кажутся мне несправедливыми. ‹…› 

Замыслы Червякова не поддерживались, а замыслы эти были смелы и интересны. Первым из ленинградцев Червяков приступил к работе над звуковым фильмом. Именно ему, хорошо знакомому с музыкой, свободно владеющему ее средствами, было по силам на практике испытать возможности создания синтетических звуко-зрительных образов. В сценарии «Музыкальная олимпиада», написанном Червяковым совместно с Даниилом Рафаловичем, была поставлена тема значения музыки в периоды социальных потрясений, роль искусства в годы Гражданской войны. В 1931 году Червяков со своими постоянными сотрудниками приступил к съемкам.

Но несовершенство техники и многочисленные организационные трудности не были преодолены. В 1932 году администрация прекратила работу над фильмом, несмотря на то что отдельные, уже завершенные сцены производили на всех глубочайшее впечатление. По рассказам С. А. Герасимова и других очевидцев, особенно сильна была сцена, в которой теплушка с пленными красноармейцами была пущена оккупантами под откос. Сначала медленно, потом все быстрее несся темный, наглухо закрытый вагон к обрыву, а из него все мощнее и победнее звучала революционная песня.

Не получил поддержки звуковой сценарий Червякова и Д. Рафаловича «Боги на протезах», в котором интересно развивались мотивы разоблачения шовинизма и тоталитаризма, намеченные в «Городах и годах». Несмотря на настойчивые попытки Червякова, сценарий не был запущен в производство.

Юренев Р. Кинорежиссер Евгений Червяков. М. 1972.