Автор «Сеанса» Сергей Дёшин беседует с Пьетро Марчелло, итальянским режиссером-документалистом, снявшим фильм «Молчание Пелешяна». Фильм Марчелло с успехом прошел на фестивалях в Венеции и Роттердаме.

— «Молчание Пелешяна» уже вышло в прокат в Италии? Какие вообще перспективы у фильма?

— Фильм был снят по заказу канала Rai Tre, и в скором времени, как только пройдет фестивальный прокат, будет показан по итальянскому телевидению. Кинопроката не предвидится. «Молчание Пелешяна» было представлено уже на фестивалях в Венеции и Роттердаме.

— Как фильм приняли на Венеции? Сам Пелешян как-то на него отреагировал?

— Пелешяну картина понравилась. Надо сказать, что фильм он, конечно, видел до Венеции, мы ему специально показывали и получили добро на эту версию. Естественно, он не сразу принял название. «Молчание Пелешяна? Я хотел сказать „без слов“, а вы перевели как „молчание“...». Пелешян приехал в Венецию и не только, чтобы представлять свои картины, но и из-за моего фильма тоже, он был на пресс-конференции, отвечал на вопросы. Фильм прошел на ура: огромный зал Перло, который находится в казино, был заполнен до отказа, люди сидели на ступеньках, а это в Венеции категорически запрещается по правилам безопасности. Потом фильм показывали на нескольких мелких фестивалях в Италии. Сейчас крутили в Роттердаме. Повторюсь, мое обязательное условие как режиссера и условие самого Пелешяна: никогда не показывать этот фильм в конкурсе, потому что это портрет режиссера. Этически неприемлемо, чтобы он конкурировал с другими фильмами. В таком случае было бы непонятно, кто конкурирует — сам Пелешян или же конкретно мой фильм.

— В России, кроме фестивальных показов, увы, ничего ждать не приходится. Вы сняли фильм об одном из самых легендарных ныне живущих режиссеров. Перед Пелешяном готов встать на колени сам Жан-Люк Годар. Но «Молчание» прошло у нас на «Артдокфесте» так тихо, будто это фильм о каком-то маргинале. Вы можете это как-то объяснить?

— Что я могу тут сказать? Россия есть Россия. Обидно, что забыли Пелешяна. Надо сказать, что в Венеции, хотя и было огромное количество зрителей, но пришли они скорее для того, чтобы посмотреть новый фильм Пьетро Марчелло, а не фильм об Артуре Пелешяне. На пресс-конференции присутствовало около шестидесяти журналистов, а это для программы «Горизонты» очень много. В какой-то момент я понял, что половина зала не знает, кто такой Пелешян, а другая половина наоборот удивлена тем фактом, что он все еще жив. Пелешян даже немного обиделся. Но это правда, что основная часть публики действительно забыла о нем. Обидно, что на Западе его фигура более известна, чем в России. Он, конечно, армянский режиссер, но сформировался-то в советской реальности. Учился во ВГИКе, делал фильмы на московских студиях...

Может быть, свою роль тут сыграла его теория о дистанционном монтаже. Фильмы, которые мог ли бы идти шестьдесят минут, у него длятся всего тридцать. Пелешяну так и не удалось снять за свою жизнь полнометражный фильм. А в России к коротким форматам нет привычки... Для меня «Молчание Пелешяна» — это фильм-штудия, фильм-исследование, фильм, который позволил мне буквально погрузиться в советское кино, которое я очень люблю.

— В каком возрасте вы впервые увидели фильмы Пелешяна?

— Не так давно, в двадцать шесть лет. Сейчас мне тридцать пять.

— Ваше личное знакомство с Пелешяном состоялось непосредственно на съемках фильма?

— Совершенно верно. Идея фильма ведь принадлежит не мне. Я не проснулся утром с мыслью сделать фильм о Пелешяне. Идея родилась у продюсеров на итальянском телевидении. Когда я приехал знакомиться со своим героем, Артавазд Ашотович уже видел мои картины, которые ему предварительно прислали.

— Были другие кандидаты у продюсеров, кроме вас?

— Нет. Они давно хотели заказать мне фильм, и очень обрадовались, что я согласился. Потому что мало кто любит советское кино в Италии так, как я. Нужно сказать, что никто из продюсеров особых целей в создании фильма не преследовал. Основной целью было сохранить наследие Пелешяна. Как-то пробудить интерес, чтобы отреставрировать фильмы. Изначально это был проект, который подразумевал участие синематек и киноинститутов, но потом по чисто финансовым мотивам эта идея сорвалась. Мы задумывали этот фильм только ради Пелешяна. По каналу Rai Tre, кстати, ночью регулярно показывают его фильмы. Ведь Пелешян — это точка отсчета для многих молодых режиссеров, хотя бы как теоретик. В России, наверно, не так.
 ‹…›

— Вернемся к Пелешяну. Есть ли разница между тем Пелешяном, которого вы представляли себе по фильмам и статьям и тем Пелешяном, о котором вы сделали свой фильм?

— Надо сказать, что он совпал с моим представлением о нем. Меня предупреждали, что он человек своеобразный. Я был с ним предельно честен: Пелешян ставил мне условия, как снимать, где снимать и так далее. Я честно отработал согласно его указаниям. Я не ставил такой цели — сравнить свои представления о нём с реальной фигурой, я просто решил не упускать уникальную возможность, которая мне выпала. Наблюдать за Пелешяном, при этом еще снимая его, провести какое-то время рядом с ним. И провести время в Москве, которая очень вдохновляла меня. Изначально одним из поставленных Пелешяном условий было то, что он не будет говорить в камеру. На это я сразу согласился. Даже не пытался заснять его во время разговоров, дискуссий...

— Неужели ни одного слова не было в материале?

— Это был его выбор. Я с этим условием согласился, и это дало мне шанс снять единственный в истории фильм-портрет, в котором портретируемый не говорит ни слова.

— Получилась своеобразная рифма с гамлетовским the rest is silence...

— Я не искал рифмы, я просто преодолевал поставленное препятствие. Мы же не могли снять полностью немой фильм о режиссёре. В итоге я использовал в картине свой закадровый голос. Был, правда, момент, когда я хотел оставить фильм без него — я-то знаю творчество Пелешяна и каждый, кто знает его творчество, понял бы фильм без закадрового текста. Но у нас была другая цель.

— Я читал, что за съемочный день вы общались с мастером не больше пяти-десяти минут. Почему?

— Все просто. Я снимал фильм на камеру, где катушка длится пять минут. Максимум что мне удавалось снимать за один день — это две катушки. Я привез домой всего два часа материала. Из него половина — Москва, метро, проезды по улицам и так далее. Остальное — Пелешян. За весь съемочный период я максимум десять минут в день мог его снимать. Он всегда сам принимал решение, где и как снимать. Например, его визит на кладбище к своим учителям — это он настоял. А я был только рад следовать за ним в такое место и снимать в такой ситуации. Он постоянно ставил условия. Сказал, например, снимать без штатива. Хотя нельзя сказать, что все было продумано или прописано заранее, было много импровизаций. Он просто говорил: «Я сегодня иду на кладбище». И мы снимали его там. Или «сегодня можно снимать в квартире» и так далее. Я всегда готов к импровизации, у меня за спиной три документальных фильма, построенных как раз на импровизации, поэтому справился я легко. Звукооператоров по желанию Пелешяна сразу выгнали с площадки. Я снимал просто без звука, а потом возвращался на те же места со звукооператором, который записывал звук уже без присутствия мастера.

— Вы в своей работе как-то старались обыграть монтажные идеи Пелешяна? Его «дистанционный монтаж»?

— Конечно. Мои предыдущие фильмы были смонтированы не по его теории, но в этом фильме я, конечно, что-то такое сделать попытался. Некоторые моменты фильма я открыто смонтировал в согласии с правилам дистанционного монтажа. Это видно. Раз фильм рассказывает о Пелешяне, я не мог избежать этого приема. Наоборот. Это школа Пелешяна, ему посвящена картина. Применять его монтажный метод было необходимо. Это такое упражнение в построении кино. Кто знает творчество Пелешяна, легко считают моменты применения его теории. Те, кто не знает — увидят на практике, как это действует. Я считаю себя только автором фильма только наполовину, потому что он посвящен мастеру и его творчеству. Пелешян является не только героем, но и соавтором.
 ‹…›

Марчелло П. Без звука и штатива (инт. Сергея Дёшина) // Сеанс. Блог. 13.02.2012.