Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Мракобес
Актер в роли царевича Алексея

Почти одновременно Черкасов работал над двумя ролями: Петра (в спектакле театра имени Пушкина) и Алексея (в кино). Волевой образ Петра I — неукротимого строителя, отважного полководца, крупнейшего государственного деятеля — увлекал актера. Он мечтал воплотить эту роль на экране. Но «натура» оказалась неподходящей, внешние данные, голос актера не соответствовали историческому облику Петра I.
В театре Черкасову удалось осуществить свое желание, но не удалось преодолеть тех трудностей, которые были связаны и с общей концепцией спектакля и с особенностями образа Петра Стремясь передать духовное величие Петра, его интеллектуальную силу, исполнитель не показал в образе гигантского напора, буйного накала страстей, необузданного темперамента своего героя. Пафос совершаемых дел, так привлекавший в Петре актера, прозвучал с той умеренностью, которая не могла удовлетворить его самого. И сам Черкасов, и его товарищи по сцене считали роль Петра неудачей.
Иначе завершилась работа над образом царевича Алексея. Черкасову удалось глубоко разоблачить реакционность Алексея, которая сделала его ярым врагом дел отца, орудием косных социальных сил, пытавшихся противодействовать созданию мощного национального государства.
Черкасов создал в фильме образ мракобеса, яростного противника насущных интересов родины. ‹…›
Историческое переосмысление образа Алексея, которого дореволюционное искусство вслед за буржуазной историографией изображало невинной жертвой, требовало от актера полного проникновения в обстановку его жизни, в окружающую его атмосферу, в нездоровый, спертый воздух темных теремов, хитрых интриг, взрастивших коварного и трусливого, «противника дел петровых». Черкасову надо было понять внутренний мир Алексея, его социальную сущность, его завистливую беспокойную душонку, его безвольную злобность, психологическую основу его поведения. Анализируя свою работу над историческими ролями, Черкасов писал о том, что он уделяет много внимания разработке внешнего облика героя. «Нахождение яркой, характерной внешности служит толчком для дальнейшего углубления во внутренний мир героя, помогает проникнуть в тайники его мозга и сердца, понять и почувствовать его мышление и поведение. Мне трудно отделить внутренний мир героя от его внешнего облика — одно тесно связано с другим и зависит друг от друга».
Из ощущения затаенной враждебности, разъедающей душу Алексея, из душного запаха ладана, из мрачных видений юродствующих и кликушествующих обломков реакции родилась молчаливая фигура высокого присогнутого человека, будто стремящегося врасти, врыться в землю, бескровное, голое, напряженное лицо, липкие, отвисающие губы, прячущиеся и все- таки пронзительные глаза, неслышная походка бочком. Жесткие волосы, словно покрытые стеарином, падали на острые плечи. Было что-то сырое, клейкое, мутное во всей его фигуре с торчащими ключицами и вдавленной грудью под обвисшим неопрятным кафтаном.
Алексей впервые появился на экране под звуки тревожного благовеста. Подчеркнуто скромный, отчаянно боящийся отца, он вызывал в зрителях немного брезгливое чувство жалости к себе, к своей телесной немощи, к слабости своего духа.
Впервые раскрывался он в сцене, когда по приказу Петра снимали большой колокол. Безучастный к интересам родины, для избавления которой от врага был необходим металл, Алексей и в снятии колокола видел только наступление отца на тихую старину. Объятое ужасом лицо фанатика, бессильные, едкие и трусливые слезы выдавали его затаенное бешенство. Алексей жадно прислушивался к кликушеским воплям толпы нищих и юродивых, как будто ждал от них помощи.
Падает колокол, и в решетке окна застывает судорожное, пылающее ненавистью и страхом, словно вдавленное в чугунные переплеты искаженное лицо Алексея.
Страшны переходы от елейного, вкрадчивого голоса послушного сына к визгливым, пронзительным нотам исступленной ненависти. Страшна нескрываемая радость Алексея, когда он узнает о мнимой смерти отца. Благостная интонация мечтаний о «тихой жизни с колокольным перезвоном» не может прикрыть подлинной сущности изувера, с каким-то тайным сладострастием рисующего в воображении «отрубленные головы отцовских министров».
Алексей появляется на экране не часто. В сюжет только изредка, как предостережение о враждебной силе реакции, вплетается на несколько мгновений линия коварного и хитрого врага. Кажется, что он появляется только для того, чтобы оттенить, подчеркнуть величие свершающихся в России дел.
Возникают города. Побеждают русские войска. Меняются люди. И только темный силуэт Алексея остается неизменным, застывшим, сумрачным выразителем черной реакции.
В нем под тихой оболочкой фанатичного послушника идет непрерывная, сверлящая мозг, удушающая работа мысли. Мысли жгучей, злобной, опасной, способной обратиться в откровенно враждебные действия против прогрессивных дел Петра.
Алексей Черкасова был искренен в своей слепой, фанатической вере, в своей острой ненависти ко всему новому, в своем стремлении остановить движение времени. Он жил в смрадной, сдавленной атмосфере злобных боярских интриг и заговоров, свершавшихся под благостный перезвон церковных колоколов. Но сам он не ощущал ни этого удушья, ни своей исторической обреченности. Черкасов действовал, мыслил и чувствовал от имени Алексея, оставляя зрителям возможность самим определить неизбежность его конца. Тем сильнее было воздействие черкасовского Алексея на зрительный зал.
Первая серия фильма заканчивается кадром, в котором стремительно проносится карета, увозящая Алексея и Евфросинью в Италию. В окне кареты мелькает на секунду искаженное лице царевича. Но и в эту секунду можно прочесть на его лице вместе со страхом отчаянную решимость человека, уже замыслившего коварный план измены родине. Вот эту одержимость борьбы, эго трусливое, но не отступающее ей перед чем упорство внес Черкасов в свое решение образа Алексея. ‹…›
Сыграв Алексея, Черкасов решил трудную задачу большой общественной значимости — он показал неизбежность конца, историческую предрешенность судьбы того, кто выступит врагом прогресса, кто попытается повернуть историю вспять, разрушая завоевания творческой, созидающей мысли.

Беньяш Р. Николай Константинович Черкасов. М.: Искусство, 1952. С. 58-66.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera