‹…› Черкасов, как ни покажется странным, запомнился мне экзотическими запахами. Николай Константинович вернулся из Индии и подарил нам сандаловые палочки. Когда их зажигали, мама говорила, что к нам пришел Черкасов. Я, девочка, была уверена, что так оно и есть: он, Артист, распространяет вокруг себя запах сандалового дерева. Много повидавший, он и нас приобщал к своим странствиям. Черкасов был для меня прежде всего Паганелем. Но, конечно же, и Дон Кихотом (отмеченным самим Бергманом), и Маяковским (из спектакля «Они знали Маяковского). Этот чудесный человек, оказывается, ездил на собственную дачу, причем как — на личном автомобиле. И хотя я была воспитана в лучших традициях социалистического общежития, мне было приятно узнать, что этого актера так высоко наградили. Дача располагалась в Комарове среди сосен над обрывом. Сандаловое дерево, обрыв, запах сосен — вот, с чем связаны мои воспоминания о Черкасове, но над всем этим плывет незабываемая улыбка Николая Константиновича, а в подоплеке — непреклонно дружеское его отношение к отцу, несмотря на то, что он знал о запрете на знакомство с «безродными космополитами».
Цимбал И. Пока нас помнят, мы живы // Театральная жизнь. 2006. № 3. С. 74-76.