Есть такая молодежь, которая не ходит в театр. Некоторые говорят, что они театр не любят, там скучно. Есть и такие, которые пошли бы в театр, но «просто нет свободных процентов времени». Однако большинство людей технических профессий театр любит, не пропускает интересных спектаклей, в курсе всех премьер, ходит в консерваторию, успевает следить за новинками литературы, бывает на художественных выставках, прекрасно знает кинематограф.
Может быть те, кто не ходит в театр, относятся к нему абстрактно? Может быть, они и не прочь пойти, да не хочется прилагать каких-либо усилий? Может, действительно совершенно нет свободного времени? Может быть, действует сила инерции? Не знаю, и осуждать их не буду. Но мне интересней люди, которые не замкнулись в сфере своих профессиональных забот, у которых кругозор очерчен не только той областью, в которой они работают. И хорошо, что таких большинство. Иначе распались бы все общественные связи и люди обособились бы друг от друга.
Очень часто говорят, что театр должен воспитывать зрителя. Я с этим полностью согласен. Но воспитание не надо понимать буквально, как голую дидактику, когда зрителю, как первокласснику, еще совершенно ничего не знающему и не понимающему, преподносятся азы. У молодого человека, сидящего в зале, есть и жизненный опыт, и жизненные наблюдения. И если в театре все просто и ясно, то спектакль вряд ли будет ему интересен, вызовет желание думать, спорить, делать выводы. Театр должен быть нравственно чистым, но не элементарным.
Есть и такая часть молодежи, которая приходит в театр развлечься и отдохнуть. У некоторых даже выработалась своя философия: «Я думаю на работе, у меня масса семейных забот, а в театре я думать не хочу, я пришел повеселиться». И если на спектакле не пришлось посмеяться, они выходят из театра недовольные, считая, что вечер пропал зря. Конечно, бывают разные психологические состояния. И если хочется беззаботно провести время, похохотать, то надо идти в оперетту, в театр эстрады, на водевиль. Но зачем идти на серьезный спектакль, сидеть целый вечер с постной физиономией, с трудом подавляя зевки? Играть для него все равно, что играть в пустом зале. Попробуй, воспитай такого.
Хочется, чтобы юноша, девушка шли в театр не за развлечением, а за пищей для души, чтобы они стремились думать, решать вместе с тобой какие-то вопросы, которые волнуют его и тебя. С таким зрителем можно найти контакт, можно на него воздействовать.
Однажды после спектакля «Традиционный сбор» (я играю роль Игоря) ко мне подошли двое студентов-первокурсников. И мне было приятно узнать, что в Игоре они увидели не просто отрицательного типа, зарвавшегося юнца, совершающего неэтичные поступки, а человека сложного, еще не сформировавшегося, но привлекающего многими своими душевными качествами и осознающего в конце свою ошибку.
Конечно, можно было сыграть Игоря как отпетого подонка, для которого не существует никаких нравственных критериев. Наверное, и так можно. Но только, мне кажется, не нужно. Я, конечно, далеко не все в Игоре принимаю, но многое в этом юноше мне нравится.
Для того чтобы создать образ, необходимо до конца понять человека, докопаться до сути. А поступок Игоря долго не давал мне покоя. Как он мог сказать о девочке, которую любит, которая ему очень дорога, грязные слова? Я долго думал над этим, старался понять Игоря и даже, не скрою, внутренне оправдать его, потому что, повторяю, по своей человеческой сущности он мне нравился. Я понял, что Игорь совершил низкий поступок в состоянии аффекта, в состоянии сильного нервного потрясения. Желая удержать Инну, он совершает тяжелую ошибку. И он, конечно, наказан за это. Наказан муками своей совести, муками непереносимого стыда. Так появилась у нас немая сцена, которой не было у драматурга. Игорь сидит один в классе, и его трясет от беззвучных рыданий. Он понимает всю низость, непоправимость совершенного. Найти именно такое решение образа помогли мне личные впечатления, воспоминания об одном моем товарище. В образе Игоря, этого семнадцатилетнего парнишки, мне хотелось выразить то, что свойственно, наверное, всем. Это чувство первой любви. Поглощающее, сильное чувство, новое, неизведанное и, в любом случае, чем бы оно ни кончилось, прекрасное.
Отношение к товарищам, чувство дружбы в юном возрасте тоже совершенно иное, чем у взрослых. Только в ранней молодости, наверное, дружба бывает так похожа на любовь, а чувство привязанности к другу бывает трепетным, буквально поглощает тебя. Ради друга ты готов на все, и этого же ждешь от него. Временами юноша в дружбе становится эгоистичным, часто ревнивым. Но главное, эта привязанность выявляет в человеке его душевные задатки, его суть. Ведь человек прежде всего проявляется в том, как он относится к людям, с кем он дружит. Для меня Игорь открылся через его отношение к Тимофею. Для моего героя понятие «друг» самое святое в жизни. Поэтому он и переживает ссору с Тимофеем так тяжело.
Встреча с Игорем была моей первой встречей с образом современного паренька. Конечно, одного человека нельзя наделить всеми типичными чертами времени. Кроме того, предлагаемый драматургом образ ограничивает актера, он влечет за собой определенный выбор. Но я старался домыслить образ, наделить своего героя теми свойствами характера, которые сродни многим мальчишкам его возраста. И мне это было нетрудно, потому что тогда — это было пять лет назад — мои друзья и я сам были ненамного старше. Я видел, что в семнадцать-двадцать лет многим присуще чувство юношеского максимализма по отношению к более старшему поколению, категоричность и скоропалительность оценок, поступков.
Нередко это ощущение собственного превосходства переходит в чувство собственного достоинства и помогает человеку понять смысл жизни, сохранить убеждения, быть стойким, совершать прекрасные и большие дела. А бывает и так, что человек, некритически относясь к себе, заражается спесью и чванством. В юношеском возрасте, мне кажется, многие наши мальчишки, глядя на людей старше себя хотя бы лет на десять, думают: «Что, мол, они понимают, они уже старики, их взгляды устарели, они уже отстали от жизни». Я не скажу, что все, с кем мне доводилось встречаться, именно так думали, но таких ребят я тоже знаю.
У меня довольно широкий круг знакомых. Актером я стал сравнительно поздно. Сначала учился в Ленинградском химико-технологическом институте имени Ленсовета, а потом, уже после его окончания, поступил в Школу-студию при Московском Художественном театре. Считаю, что годы, проведенные в техническом вузе, не пропали даром. Точные науки развивают в человеке аналитическое мышление, критическое отношение к окружающим, к себе, к своим поступкам. Кроме того, институтские годы дали мне возможность лучше узнать и понять людей, занимающихся техникой, познакомиться с некоторыми молодыми учеными и инженерами. Эта дружба у нас длится до сих пор. Мы часто, как только позволяет свободное время, встречаемся, обсуждаем волнующие нас современные проблемы. Такие встречи мне, как актеру, просто необходимы. Они помогают шире видеть жизнь, понимать, чем и как живет современный человек, что ему дорого, что его волнует и тревожит. Мы касаемся в числе многих проблем и проблем искусства. Часто говорим о театре. Думается, сколько на свете людей, столько и отношений к театру.
Меня всегда волнует проблема ответственности человека за свои дела и поступки. На эту тему интересно говорить со зрителем.
Эта тема вечная, нескончаемая.
В спектакле «На дне» я исполняю роль Барона. Играть его было трудно не только в первый раз, но и сейчас. Потому что очень сильно традиционное зрительское представление об этом образе. И каждый раз, выходя на сцену,— а ведь каждый раз — передо мной новый зритель, своей трактовкой образа я должен убедить сидящих в зале, что пьеса Горького современна и сегодня. Постановщики спектакля не ставили перед актерами специальной задачи как можно дальше отойти от своих предшественников. Нам хотелось убедить зрителя — и это было определяющим в игре, — что нравственные проблемы никогда не станут преданием старины. Именно с точки зрения ценности человеческой жизни, человеческой личности я смотрел на Барона. Я не хотел, чтобы зритель увидел в нем дурачка, легкомысленного субъекта, который так и не понял, зачем явился на свет, а хотел передать сложность этого человека, его правду, боль, стыд, прозрение.
Социальные корни человеческого падения, условий, в силу которых люди опускаются на дно жизни, Горький дал с потрясающей художественной силой. Сегодня в нашей социалистической действительности причин для такого падения человека нет и быть не может. Для чего же тогда играть спектакль? Только ли для того, чтобы обнажить язвы капиталистического строя, в котором жили герои пьесы? Безусловно, для этого. Но и еще ради одного. Великий пролетарский писатель именно потому и классик, что создал поразительной силы характеры, проник в глубины душ человеческих, в которых не только мрак и грязь, но и доброе начало. В пьесах Горького ищет выхода и пробивается к свету извечное стремление человека к добру и справедливости. Горький нам дорог сегодня и будет дорог всегда верой в это доброе начало, верой в высокое предназначение человека на земле.
Наше сегодня, задачи, которые поставил перед советским народом XXIV съезд партии, открывают перед молодежью Советской страны небывалые возможности для приложения своих сил, развития всех своих способностей и талантов, дают право непосредственно своим трудом участвовать в деле коммунистического строительства.
Театр призван освещать жизнь человека. Когда юноша берет в руки умную книгу, он вместе с ней открывает новую страницу в познании самого себя, в познании жизни. Мне кажется, что в этом и смысл и назначение театра — открывать в жизни человека еще одну, доселе неведомую, страницу. И если такое открытие происходит на спектакле, значит, цель достигнута.
Мягков А. Для кого мы играем? // Театральная жизнь. 1971. № 22. С. 12-13.