«День полнолуния» — грандиозная «оговорка по Фрейду», выброс постсоветского бессознательного. Прикладная социология здесь куда уместнее, нежели кондовое искусствоведение. Соавторы отказываются от связной полнометражной истории, они дробят полтора часа экранного времени на десятки автономных микросюжетов.
Может показаться, что такая стратегия манифестирует демократические ценности, ведь здесь первый попавшийся обыватель получает свою порцию экранного времени и зрительского внимания. Может показаться, что подобная манера повествования есть наивная попытка начать с нуля отечественный кинематограф, разучившийся в новых социально-экономических условиях убедительно рассказывать большие истории. Все это так, но куда важнее иное. «Неправильное кино», в чем-то даже антикино, регулярно нарушающее зрительские ожидания и заведомо не обладающее зрительским потенциалом, должно было, как это ни парадоксально звучит, утвердить за Кареном Шахназаровым право на социальную власть.
В 1990-е гг., когда кино перестало быть индустрией и существовало лишь по инерции, мастерам экрана, по преимуществу амбициозным мужчинам, закономерно приходилось изобретать новые способы самоутверждения. Гиперуспешные или гиперстатусные Никита Михалков и Алексей Герман осуществляли поэтому исторические блокбастеры, колоссы «Сибирский цирюльник» и «Хрусталев, машину!». Шахназарову было трудно тягаться с гениями размаха, с поэтами масштаба, поэтому он осуществил остроумное движение в противоположную сторону: снял программно «невеликую картину» с никакой историей, с никакой актерской игрой и с будто бы никакими претензиями. Сработало, внесистемный жест оказался замеченным: фильм получил множество фестивальных призов в стране и за рубежом, не получив в то же время никаких инвектив и претензий.
В этом фильме девиз Шахназарова — «умеренность и аккуратность». Он педантично чередует повседневный быт, воспоминания и мечты. Классифицирует типовые ситуации Большого Города, а также возможные способы связи разнокачественных кусков. Как будто находится в поиске героя, перебирая портреты, лица, поведение случайных людей с улицы в предлагаемых обстоятельствах. Словно осуществляет актерские пробы. Не случайно один из первых эпизодов фильма развивается, а точнее, не развивается на киностудии, где нам предъявляют стену, сплошь увешанную фотографиями актеров и статистов. «Когда будут съемки? А мне роль найдется?» — интересуется визитер, вслед за которым мы, зрители, сюда и проникли. «Будут скоро. И роль найдется!» — авторитетно успокаивают его сценарист, alter ego Александра Бородянского, и режиссер, alter ego Шахназарова. Демократизм этих своеобразных кинопроб неподлинный, ведь авторы не считают нужным проследить за кем бы то ни было из статистов до логического конца, до стадии воплощения смысла, как то принято в традиционном нарративе, будь то роман или игровой фильм. Немотивированно подбирают человека на улице и столь же немотивированно бросают, утверждая волю к власти еще и таким вот своеобразным способом. Совсем скоро выясняется, что квазидокументальное наблюдение — фикция, обманка, муляж. Камера все чаще возвращается в один и тот же день из далекого прошлого, в один и тот же ресторан гостиницы «Советская», пытаясь с разных точек зрения отследить некое событие и разобраться в нем. Надеясь установить истину, как принято в классическом нарративе, который всегда обеспечивает движение от неопределенности к ясности. Так вот оно что: задача у фильма вполне традиционная. Здесь есть и нарратив, и вектор движения сюжета, авторы попросту морочили нам голову, убивали время, путали карты. Перебор случайных героев и ситуаций — не то чтобы декоративная вязь и кокетливая рамочка, нет. Ставка здесь больше, чем жизнь. Скорее, подобным образом ведет себя уходящий от филера проходными дворами, улицами, рынками и коридорами тайный агент, шпион. Наблюдатель уверенно сидит на хвосте, задыхается, принимает столкновения объекта наблюдения с прохожими за значимые события. Разочаровавшись, филер продолжает преследование, и в конечном счете клиент приводит его в искомую точку, туда, где время наблюдателя и время заветного события счастливо совпадают.
В терминах Михаила Ямпольского это, соответственно, лингвистическое время и хронологическое; две разнородные серии, которые не могут совпасть, встреча которых противоестественна. Однако в кино эта встреча происходит с пугающей регулярностью, она прямо выражается в тех моментах, когда камера встречается с персонажами. Иначе говоря, когда физическое событие помещается в момент высказывания. Ямпольский именует эти моменты «магическими». Так вот, в традиционном повествовательном кино момент физического события неизменно совпадает с моментом высказывания. Весь фильм состоит тогда из подобных «магических моментов», и зритель попросту не замечает этого странного совпадения: камера два часа кряду, эпизод за эпизодом, оказывается в нужном месте, в нужную секунду. Подлинное достоинство фильма Шахназарова- Бородянского в том, что он предлагает зрителю поучительную игру, моделирует поиск пресловутого «магического момента», единственно значимых времени и места!
В самом деле, 90% экранного времени «Дня полнолуния» никакого осмысленного «высказывания» не содержат. Зритель вслед за камерой оказывается там, где физическим событием не пахнет: оно либо уже произошло, либо еще не произошло. Даже тогда, когда на наших глазах совершаются убийства, мы различаем состав преступления, но парадоксальным образом не различаем «состав события». Однако случайный перебор уличных статистов постепенно дает свои плоды: воспоминания некоторых из них приводят нас в значимую точку хронотопа, в ресторан гостиницы «Советская», где мы раз за разом зависаем, осматриваемся, силясь опознать в этой необязательной суете подлинное «событие».
Но для того чтобы опознать событие, вначале придется опознать протагониста, человека, чья точка зрения будет определять картину мира. В предпоследнем эпизоде авторы назначают протагонистом Официанта. И что же новоявленный герой нашего времени Официант? Он интерпретирует мир в полном соответствии со своим социально-психологическим уровнем. Плебей, обслуга, 40 лет назад он увидел из окна ресторана красивую «женщину в фиолетовом». Состарившись, называет самым памятным событием своей жизни эту внезапную картинку, эту встречу, эту случайность, которая ничем не окончилась, ни к чему не привела. Здесь начинается самое интересное — та самая «проговорка по Фрейду». Авторы хотели таким образом сказать, что человеческая жизнь состоит из мгновений, видений, упущенных возможностей, чепухи. Однако не стоит авторам верить. Они правы в одном: такова «картина мира Официанта», по определению «не Героя», но плута, трикстера, медиатора, то есть второстепенной фигуры всякого развитого нарратива. Настоящего Героя (или Героиню) авторы упустили, прошляпили, отправили в отставку. На всех кандидатов на эту роль, предъявленных нам в зале ресторана, был выбран персонаж, маркированный в качестве жителя Нижнего Мира — работник кухни, обслуживающий физиологию. Этот, скорее всего, бессознательный выбор Шахназарова и Бородянского оказался удивительно созвучен эпохе 1990-х гг., эпохе победившего живота, проигравшего мозга и уцененной души, эпохе тотальной дегероизации. Этот выбор переозначивает всю картину и резко повышает ее ставки. <...>
Манцов И. [«День полнолуния»] // Новейшая история отечественного кино. Кино и контекст. Т. VII. С. 212-213.