«Американская дочь» — самый лиричный фильм Карена Шахназарова, и своей интонацией он почти наверняка обязан автобиографическим мотивам, Редкая рецензия обходится без упоминания этих мотивов: в основу написанного совместно с Александром Бородянским сценария Шахназаров положил мелодраматическую ситуацию, очень похожую на ту, что сам пережил в действительности.
Бывшая жена героя вышла замуж за американца и увезла в Штаты маленькую дочь — несмотря на то, что в России ее по суду оставили с русским отцом. То есть, грубо говоря, выкрала. Никакая она не злодейка, просто практичная женщина, хотела счастья для своей дочки, а счастье — это что? Богатый белый дом с колоннами, вкусная еда и много мягких игрушек. Чтобы ампутировать ненужную память и отвадить от ностальгии, мама постоянно повторяла Анне, что ее отец умер и, стало быть, горевать не о чем. Случилось все это за кадром, когда Анне было всего три. Теперь ей уже семь или восемь, она дочка ухоженной американизированной женщины и сама хорошенькая американка, ничего не помнит — ни русских слов, ни лица отца. Но какое-то прошлое все же грезится ей, чудится; какой-то сиреневый туман застилает глаза. Тут и появляется отец — в школьном дворе, где обычно играют американские дети. Приехал из России повидаться с дочерью. Анна узнает его. То ли оттого, что слишком долго ждала, то ли из-за его растерянности — совсем не местной и отличающей его от уверенного в себе окружающего мира.
И разворачивается сюжет, в котором маленькая Анна фактически крадет собственного отца и предпринимает всякие противозаконные действия, чтобы убежать с ним в Россию, где у них, как талдычит отец, не знающий английского, есть бабушка — это одно из тех немногих слов, которые американская дочь выучила по-русски. Они бегут. Их ищет полиция, по радио и ТВ призывают к поимке русского бандита, укравшего девочку, а так как радиоприемник и телевизор есть в каждом автомобиле и в каждом придорожном шалмане, то передвигаться по одноэтажной Америке им сложно. Хоть умная девочка и подстриглась для маскировки под мальчика, хоть и купила себе подержанные брюки с рубашкой, а папе — ковбойскую шляпу. Пока эти двое пробираются по канве road movie к мексиканской границе — девочка в курсе, что там из страны выбраться легче, — им в пути встречаются разные люди. Люди как люди, как везде на глобусе. Одни спасают, другие сдают. Наконец отец-беглец оказывается в тюрьме, отказывается от денег, предложенных бывшей женой в обмен на отказ от дочери и свободу, и юридически запутанная семейная история разрешается волшебным и сладчайшим американским образом на мотив советской детской песенки про голубой вертолет. Отец вместе с другими заключенными трудится в поле, слышится характерный рокот, вслед за тем в небе появляется и вертолет с Анной за штурвалом, садится на поле — и, прежде чем стража опомнилась, отец вскакивает в вертолет, прихватив с собой сокамерника-негра. Счастливые, они улетают — к бог знает какой бабушке, в далекую Россию. Шахназаров не стесняется такого финала — стеснительность, диетологическую предвзятость по отношению к сладкому, боязнь сильнодействующих средств и частных житейских несообразностей он оставил за порогом «Американской дочери». Фильм о любви, которая не исчезает и которую не перекупить, презирает мелочную бытовую логику, питаясь сильными токами — памятью о прошлом, возвращением к главному и настоящему. Но паточная чувствительность и легкомысленное небрежение житейской правдой жизни сердит рецензентов, и они строго выговаривают Шахназарову за слащавость, указывают на несообразности. Вроде того, что тридцатилетний папаша-музыкант в английском ни бельмеса. Шахназарову же куда важнее добиться от актеров правды открытых чувств — он это всегда умел делать, а в «Американской дочери» преуспевает особенно. У него Владимир Машков в роли отца совершенно непривычен, не похож на себя. Машков, который уже несколько лет носит корону секс-символа, здесь тих, растерян. Он чужой среди чужих и при этом такой убедительный, что легко веришь в экстравагантный шаг американского копа, каковой не просто отпустил отца с дочкой из тюрьмы на все четыре стороны, а даже вывез их на своей машине. Но рядом с тем, как существует счастливо найденная Шахназаровым настоящая американка Элисон Уитбек, качественная работа Машкова меркнет и жухнет. Окажись девочка просто естественной, непринужденной в кадре — не было бы в этом никакого чуда, многие дети на такое способны. Но есть несколько действительно сложных для исполнения сцен, и маленькая Элисон играет их так, что даже сравнение с Джульеттой Мазиной—Кабирией не кажется чрезмерностью. На осеннем безлюдном пляже у мрачноватого океана, где дочь учит отца важным словам на своем новом языке, а он ее — на своем, ею забытом. В закусочной у хайвея, где отец-разгильдяй делает стойку на официантку и пускается с ней в пляс — а оставленная его вниманием дочка сначала наливается злобой, потом каменеет и уходит прочь. Наконец, в тюрьме: там отец по несчастной русской привычке жалко пытается откупиться от полицейского мятой потной купюрой, а Аня наблюдает за всем этим, и в ее глазах застывают стыд и печаль.
Чудесная девочка, которой журналисты наперебой прочат серьезное актерское будущее, совершенно заслуженно получает Приз президентского совета «Кинотавра», но таким же за два года до нее наградили Дмитрия Астрахана, объяснившего в мелодраме «Ты у меня одна», что уезжать в Америку уже не актуально. Шахназаров в своей сказке о возвращении утраченного пошел еще дальше. Искусству от этой картины прибыток вышел, разумеется, небольшой. Но умонастроения россиян отпечатались здесь точно. И если бы существовала хоть минимальная возможность для проката, можно не сомневаться, что картина нашла бы своего многомиллионного зрителя. Однако в том парадокс середины 1990-х гг., черной дыры для кинематографа — чем более картина приближена к зрительским чаяниям, тем меньше у нее шансов на добрые слова и благодарный отклик: на фестивальных просмотрах и пресс-показах подобные критерии понятное дело, отсутствуют.
Донец Л. [«Американская дочь»] // Новейшая история российского кино. Кино и контекст. Т. VI. С. 563-564.