Новая должность Карена Шахназарова, возглавившего киноконцерн «Мосфильм», дает возможность безбоязненно и беспристрастно оценивать его деятельность в художественных сферах: художника всякий может обидеть, а высокопоставленному чиновнику всегда можно сказать: прости, король, но я правду скажу — ты гений. Впрочем, возникает подозрение, что никакого К. Ш. на самом деле нет, а есть некий синдикат, куда входят писатель, сценарист, продюсер и несколько режиссеров, снимающих непохожие друг на друга фильмы. «Добряки» и «Цареубийца», «Курьер» и «Сны», «Зимний вечер в Гаграх» и «День полнолуния», «Город Зеро» и «Американская дочь» могли быть сняты только разными людьми. Несмотря на его постоянное присутствие в кинематографе и отсутствие длительных простоев, к К. Ш. неприменимы определения типа «крепкий режиссер», «профессионал» и т. п. Он на удивление неровен и наряду с фильмами очень удачными и успешными знает провалы. Это верный признак человека если и не гениального (на этот статус К. Ш. с его здравомыслием не претендует), то уж точно незаурядно одаренного. Художника, который не может быть постоянно равен самому себе, органически не умея повторяться. Видимо, не считая нужным имитировать то, что называется «авторской темой» или «индивидуальным стилем», обстоятельному обживанию завоеванных земель он всегда предпочитает освоение новых территорий.
Но надо отдать ему должное — риск чаще оправдывал себя: К. Ш. первым поставил фильм о трагедии цареубийства, бросившей фатальный отсвет на всю последующую эпоху, и сделал это без надрыва, напротив, как-то нарочито монотонно, даже буднично; он первым снял в нашем кино западную суперзвезду первейшего класса — Малкольма Макдауэлла и продемонстрировал свою режиссерскую волю, не позволив последнему премьерствовать на экране, а деликатно, точно (и со значением) уравновесив актером того же класса — Олегом Янковским. 
К. Ш. в дуэте со своим всегдашним сценаристом Александром Бородянским испробовал себя чуть ли не во всех жанрах, и в каждой его картине обязательно есть нечто такое, что запоминается, самопроизвольно укладываясь на полку невидимого фильмохранилища, свидетельствуя о твоем собственном, глубоко личном совпадении с ощущениями и представлениями автора. 
Скажем, вокальный дуэт в «Курьере». Вдохновенно экстатическое воспарение мамы-шестидесятницы, для которой в песне «Землян» сошлись романтика пыльных тропинок далеких планет, сыновняя благодарность и интеллигентский патриотизм, остранено бесстрастным аккомпанементом с подпевкой: сын хочет сделать маме приятное, но к пафосным ее ценностям абсолютно равнодушен. Взаимное непонимание «последних романтиков» и лишенных иллюзий детей перестройки, суть и драматизм непоправимого разрыва поколений — все явлено в этом эпизоде без единого (к тому времени уже дискредитировавшего себя) слова. 
Перечисление можно продолжить: чечетка, которую знаменитый степист бил со своей маленькой дочкой («Зимний вечер в Гаграх»), голая секретарша за пишмашинкой («Город Зеро»), «а у окна стоял мой чемоданчик» («Мы из джаза»), фантазии о самоубийстве («День полнолуния») — набор у каждого свой. История может забыться, а эти моменты остаются. 
Тем не менее К. Ш. — замечательный транслятор идей. Не потому ли так дорог ему фильм «Курьер», который он увековечил в названии своей продюсерской компании? «Курьер» — самый завершенный, самый совершенный фильм К. Ш., вышедший в пору «злых песен», но указавший на другую, «нечернушную», возможную перспективу для нашего кино, которой оно, к сожалению, пренебрегло.
К. Ш. делает кино «с месседжем», что выходит у него, правда, не всегда органично: весть всегда есть, а повествование, бывает, спотыкается. Так случилось в «Дне полнолуния», где сюжет теряется в метафорических потемках; впрочем, сама эскизность фильма в точности соответствует обрывочности, мозаичности, разбитости и, похоже, бесцельности нашей нынешней жизни. 
Качество транслятора идей прекрасно реализовалось у К. Ш. на телевидении, где он выступил автором и ведущим цикла «ХХ век в кадре и за кадром». Вообще-то человек непубличный, на телеэкране режиссер проявился как персона с харизмой, носитель своеобразной восточной мудрости, начисто лишенный суетливой стебности или доморощенной «стильности», которой наскоро обзаводятся наши малоэкранные фигуранты. 
К. Ш. вообще человек с редким чувством собственного достоинства, явно оглядывающийся на очень хорошие образцы. «Зимний вечер в Гаграх» и «Мы из джаза», например, кроме всего прочего, — омаж советскому музыкальному кино тридцатых годов, а «Американская дочь» — декларативная калька road-movie, наш «Шугерлендский экспресс» и «Бумажная луна» вместе взятые, только без американской — да и отечественной — мифологии. Последняя вся уместилась в «Город Зеро», этот постмодернистский музей, эту энциклопедию русской жизни, этот провинциальный анекдот, ставший суммой расчета с советским прошлым и визитной карточкой нашего кино эпохи перестройки, разошедшейся по всему миру. Месседж, приправленный свойственной К. Ш. элегичностью (и никогда — злостью, остервенелостью или, упаси Бог, назидательностью), дошел до самых до окраин — такого одного хватит на судьбу художника, чтобы считать ее счастливой.

Цыркун Н. [О творчестве Карена Шахназарова] // Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. III. СПб.: Сеанс, 2001. С. 405-406.