‹…› — Карен Георгиевич, у многих людей Мосфильм в первую очередь ассоциируется с производством фильмов, но не все знают, что киноконцерн занимается еще и реставрацией классических картин из собственного фонда. Расскажите об этой работе.
— Это важная составляющая нашей работы. Мы начали заниматься ей лет шесть-семь назад. Закупили необходимое оборудование, программы, подготовили специалистов и начали этот процесс. Некоторые считают, что «оцифровка» и есть реставрация, но это не так. Собственно, оцифровывать кино — достаточно простое дело. Старые картины, как правило, оцифровываются так, как они есть, с негатива. Он может быть в плохом состоянии: царапины и прочее. А мы занимаемся именно реставрацией: это совсем другой процесс, гораздо более трудоемкий. «Ивана Грозного» Эйзенштейна мы полгода делали. Исходники могут быть в очень тяжелом состоянии, когда «вычищается» каждый кадр. Часто какие-то инженерные решения надо принимать... Это достаточно дорогостоящее дело, и мы его делаем за свой счет. Государство «Мосфильму» на данные работы ничего не выделяет. Так что для нас это программа скорее культурная. Последние несколько лет это стало привлекать внимание иностранных фестивалей, потому что там довольно популярны так называемые программы «Кино Классик», где оценивается реставрация. Там свой конкурс, отбор — участвуют крупнейшие компании мира. В России мы одни занимаемся реставрацией, кстати, а вот в мире, конечно, это делают все крупные компании-производители.
Мы два раза участвовали в каннском «Кино классик», в венецианском — три раза (причем получили главный приз за реставрацию фильма «Иди и смотри» в позапрошлом году). И в этом году представили свои работы и для Каннского фестиваля, и для Венецианского. Посмотрим. Если отберут — будет хорошо.

— Какие картины в этом году вы заявляли на конкурс?
— Для Канн мы отреставрировали картину «Я — Куба» Михаила Калатозова. Довольно сложная была работа. Не знаю, отберут ее, не отберут... И в Венецию представили «Калину красную» Шукшина, тоже отреставрированную.

— Вы представляли в 2016 году «Сталкера» на Венецианском кинофестивале, и до этого много картин Мосфильма было показано на фестивалях. Какой зарубежный показ вам запомнился больше всего, произвел наибольшее впечатление?
— Самым впечатляющим был наш первый показ на крупном фестивале: это было в Каннах, куда мы привезли «Ивана Грозного» в 2015 году. Это была очень сложная работа, очень долгая, довольно дорогостоящая: тысяч 50 долларов потратили на реставрацию, наверное. Я был на фестивале, сам представлял картину. Ее показывали на пляже. Это было очень впечатляюще. Там большой экран прямо на песке, сидения, соответственно, люди, которые по набережной ходят, останавливаются — то есть очень большая аудитория. Я думаю, гораздо больше, чем в залах Каннского фестиваля. Было очень красиво: небо, «Иван Грозный», многочисленная публика. Остальные показы тоже были интересные, конечно, но вот именно этот был каким-то необычным.

— Расскажите, а как вашим фильмам вообще удается выйти на западный рынок? Вы специально ездите на зарубежные фестивали? Чем обусловлена покупка прав на прокат того или иного фильма?
— Мы постоянно присутствуем на фестивалях. Обычно это Каннский фестиваль: там самый крупный рынок. Берлинский кинорынок. У нас вообще довольно большая международная деятельность, и нас уже как-то знают. А когда знают, уже выходят напрямую, даже без фестивалей. У «Мосфильма» сложились хорошие контакты и с прокатными, и с телевизионными компаниями, и с фестивалями. Мы активно участвуем и проводим постоянно разные «Недели российского кино». Вот у нас сейчас неделя будет в Южной Африке, в Кейптауне. Приглашение получили в Уругвай. В Южной Корее сейчас уже идет. Нельзя сказать, что мы везде ездим: это необязательно. Мы, конечно, не можем выступать, как большие американские студии, но там немножко другая ситуация: у них свои прокатные компании, финансовая мощь несопоставимая. Но все-таки мы присутствуем на рынке.
Самым главным, наверное, сейчас стал интернет. «Мосфильм» был первой студией, которая выложила в бесплатном доступе на YouTube 200 картин. Сейчас их уже больше. Мы все время выкладываем новые отреставрированные картины в высоком качестве. Это очень ценится, потому что люди хотят смотреть фильмы в высоком качестве. К тому же довольно большое количество картин у нас снабжено субтитрами. Мы видим огромную аудиторию: 30 миллионов просмотров в месяц. Считайте, реальных — это, как правило, на три надо делить, но все равно много, — порядка 10 миллионов реальных просмотров. Мы видим по статистике, что у нас [на сайте] весь мир представлен: это сотни тысяч зрителей! Из Индии, Индонезии, Замбии, Америки, Англии, вся Европа, Латинская Америка.
Честно говоря, я думаю, что онлайн-кинотеатр — наше самое большое достижение в области международного показа, потому что отечественные картины никогда не выходили на такую большую аудиторию. И это самое важное.

— При упоминании русской культуры иностранцы обычно вспоминают литературу, балет, классическую музыку и намного реже — кино. Как вы считаете, какую роль классические российские фильмы сейчас играют в восприятии нашей страны за рубежом? Что именно в нашем кино интересует иностранную публику?
— Знаете, мы видим по комментариям на YouTube, что фильмы действительно смотрят иностранцы, не только иммигранты. Вот сейчас я открыл статистику: просмотры за неделю. США — 142 тысячи просмотров, Германия — 120 тысяч, Индия — 89 тысяч, Индонезия — 81 тысяча, Филиппины — 42 тысяч, Великобритания — 32 тысячи, Италия — 24 тысячи. Это большие цифры. Мне кажется, гораздо больше того количества людей, которые в эту же неделю читают русскую литературу.

— Как вы думаете, с чем это связано? Это просто время? Потому что изменились интересы и люди меньше читают и больше смотрят кино?
— Я думаю, во-первых, веление времени: люди действительно меньше читают и больше смотрят. Во-вторых, в нашем случае мы по комментариям видим, что многие для себя просто открыли русское кино. Они его не видели никогда. Пишут: «Вот, я первый раз посмотрел русскую картину». Есть большой интерес: у нас сейчас 1,5 миллиона подписчиков на YouTube, и их количество все время увеличивается. В первую очередь очень любят советское кино. Очень котируются военные наши фильмы, классика, экранизации.

— И при том, что зрители смотрят фильмы онлайн, они также на них и в кино готовы ходить. То есть мы видим опыт проката «Сталкера», который был и в Соединенных Штатах...
— Да. Но, конечно, в интернете сегодня — основной зритель. Кинотеатры — это сотни человек, ну, может быть, тысячи, а интернет — это десятки тысяч, даже, может быть, сотни тысяч зрителей. И, занимаясь реставрацией, мы в большей степени ориентируемся на интернет: сразу выкладываем фильмы в онлайн-кинотеатры. Мы сейчас уже получаем какие-то деньги за счет рекламы. Появляется хоть какой-то финансовый стимул, потому что до этого наша работа по реставрации была чисто культурной.

— Хотел бы вам задать вопрос по поводу повторного проката, когда люди идут в кинотеатр, чтобы еще раз посмотреть знакомый фильм. Вот недавно Мосфильм вместе с «Искусством кино» выпускал в повторный прокат «Ассу». А помните ли вы, как первый раз посмотрели эту картину?
— Эта программа [повторного проката] очень удачная, и мы ее всячески поддерживаем. У «Сталкера» очень удачный был прокат. Это хорошее дело, и мы готовы продолжать. Потому что, в принципе, до этого наши отреставрированные картины попадали на телевидение и в прокате ничего не собирали.
Что касается «Ассы», я был на премьере этой картины. Происходило все, по-моему, на Автозаводской: не в кинотеатре, а в каком-то клубе. Была шумная, интересная премьера. Соловьев устроил необычный показ, с музыкой.... Это был такой творческий вечер, перфоманс — живо и необычно.

— Как и «Сталкер», и другие фильмы, «Асса» была полностью отреставрирована. С каким трудностями пришлось столкнуться при подготовке картины? Над чем пришлось больше всего поработать?
— Все зависит от того, когда была сделана картина. Если фильм был снят 70 лет назад, то там исходники могут находиться в весьма плачевном состоянии. С чем, как правило, сталкиваются специалисты? Прежде всего, это повреждения негатива: всевозможные царапины, трещины. Порой работа требует особых инженерных решений. Специалисты вычищают каждый кадр, и порой чистка кадра занимает чуть ли не целый день или даже два дня. Бывают такие повреждения, которые очень сложно убрать. Нужна также реставрация звука. Мы стараемся сохранить аутентичность: не переписываем звук, не переделываем кадр. Все для максимального сохранения авторского замысла.
Но иногда бывали интересные ситуации. Когда мы реставрировали «Андрея Рублева», еще был жив оператор фильма Вадим Юсов. Если помните, «Рублев» — фильм черно-белый, лишь в самом конце появляются цветные фрески. И мы так сумели восстановить эти кадры, что Вадим Иванович сказал: «Слушайте, я впервые увидел то, что мы мечтали сделать с Тарковским. Мы тогда не смогли этого добиться». Пленка была низкого качества — не обладала нужным уровнем цветопередачи. Нам была очень приятна столь высокая оценка нашего труда выдающимся кинооператором. Специалисты путем цветокоррекции получили именно тот эффект и цвет, который хотели увидеть в «Рублеве» Тарковский и Юсов.

— Карен Георгиевич, какие у вас ближайшие творческие планы? Какие картины ждут своей очереди на реставрацию? И есть ли у вас свои собственные проекты сейчас?
— Проекты есть, но пока про них рано говорить. Они сейчас в работе, а я в этом смысле человек суеверный: посмотрим... А реставрация продолжается. Сейчас активно готовим «Судьбу человека», «Июльский дождь» начали, и еще пару картин. У нас, к сожалению, всего три рабочих места, три специалиста. Соответственно, мы можем делать 10–12 картин в год. По идее, надо бы больше, но мы все работы производим на собственные средства. Но все равно стараемся: реставрация идет постоянно.

Шахназаров К. «Многие для себя открыли русское кино, они его не видели никогда» (инт. Евгения Ермаковича) // Искусство кино. 17. 04. 2019.