Очень хочется разгневаться на режиссёра. На всевозможные запрещённые приёмы, с помощью которых он жмёт из зрителя слезу. Ан нет. Поддаёшься с неожиданно лёгким сердцем. Понимаешь даже, что тобой бесстыдно манипулируют, — но почему-то кажется, что по делу и не зря; кажется, что оно того стоит. И ответ на это «почему-то» невероятно важен. Дело тут не в выдающемся таланте или профессионализме автора, не в смелости, с которой он нарушает конвенции; дело — в герое. Слепой одинокий старик, на первый взгляд, вроде бы органично вписывается в омерзительную череду изгоев общества, являющихся сегодня главными фигурантами документального отечественного кино. Вызвать в зрителях омерзение и тут же заставить его стыдиться — таков главный социальный проект этого кино. Замысел безукоризненный. Однако фильм Дворцевого наглядно показывает, в чём тут подтасовка. У его героя есть одно качество, напрочь отсутствующее у других: чувство собственного достоинства. Не наносное, не громкое — врождённое, естественное и незаметное, как дыхание. Именно отсутствие этого качества у большинства излюбленных нынешней документалистикой люмпенов — а вовсе не убожество их бытовых условий, не то, что они оказались в заложниках бездушного социума — вызывает у зрителя то самое отторжение, которого он вроде бы должен устыдиться. Но стыдиться тут нечего. Это просто трюк с подменой. В нищете может быть больше достоинства, чем в социальной адекватности: эта забытая святая истина явлена Дворцевым во всей своей незыблемой простоте. Ведь достоинство — единственное богатство нищих; единственное, что нельзя отнять у человека, если только он сам от него не откажется. Слепому старику по-человечески сочувствуешь, ибо он сохранил в себе человеческое, — невзирая на все тяготы «социальных условий». Потому что они здесь ни при чём.

Критики о фильме «В темноте». Алексей Гусев // Сеанс. 2007. № 31.