<...> Баталову было в тот момент меньше тридцати лет, он имел за плечами школу-студию МХАТ и две крупные роли в кино: Алексея Журбина в «Журбиных» и Саши Румянцева в «Деле Румянцева». Характер Бориса из «Журавлей» точнейшим образом лег в линию поисков: год спустя Баталов сыграл Володю Устименко в «Дорогом моем человеке»; он нащупывал новый тип героя, тип определенно положительный и вместе с тем мягкий, тонкий, интеллигентный.
У Алексея Баталова, по-видимому, было мало общего с его знаменитым дядей, известным киноактером двадцатых и тридцатых годов Николаем Баталовым: «фамильная улыбка» и что-то в структуре лица, в остальном все иное: там — напор, веселая агрессивность, здесь — скромность, мягкая сдержанность. И все же племянник продолжал играть то же, что и дядя, — героев душевно прочных, только средства игры переменились; герой молодого Баталова (и Саша Румянцев, и Борис Бороздин, и Володя Устименко) — человек железной определенности, это натура последовательная, цельная и волевая, это — положительный герой в железной основе, но он осложнен обертонами интеллигентности.
Борис Бороздин, обыкновеннейший московский парень, никого не предупреждая, тихо записывается в добровольцы. Та обаятельность, которой наградил своего героя Баталов, была для своего времени не меньшей смелостью, чем сама розовская драматургия. Баталов писал: «Каждый положительный герой, которого я играл, на том или ином этапе создания фильма кому-то казался порочащим звание молодого человека. Саша Румянцев — почему он дерется, почему ездит на буфере? Борис Бороздин — опять дерется, да еще носит под шинелью шарф... что есть самое страшное шалопайство для солдата...» Баталов чувствовал, что внешняя милая обыкновенность, прикрывающая в его герое стальную волю, есть знак времени. Интересно, что в это же самое время аналогичный характер создавался в фильме Сегеля и Кулиджанова «Дом, в котором мы живем», — там тоже тихо уходил на фронт обыкновенный москвич, которого сыграл Михаил Ульянов. Интересно и другое: опять-таки в это же самое время в фильме Иванова «Солдаты» была воссоздана близкая ситуация, но Смоктуновский нашел для своего воюющего интеллигента Фарбера принципиально иные краски. Сравните Бороздина и Фарбера — и вы получите отдаленную нравственную модель «Девяти дней года».
Здесь, в «Журавлях», в недрах предыдущего десятилетия Алексей Баталов еще не имел перед собой интеллектуального оппонента. Здесь он был безраздельным представителем той самой врачующей душевности, которую созидал драматург Виктор Розов.
Калатозов и Урусевский взяли эту розовскую душевность и испытали ее на исторический излом. Нормальная жизнь обаятельного баталовского героя была не просто оборвана в фильме войной, она была пронизана каким-то пронзительным и странным светом внутри фильма. Да, получился фильм странный, причудливый, кентавр мягкой душевности и слепящей резкости. И воплощением этой его странности явилась главная героиня, вставшая рядом с баталовским Борисом. <...>
Из книги: Аннинский Лев. Зеркало экрана. Минск. Высшая школа. 1977г.