Входят ли дважды в одну реку? Фильм Михаила Калика называется «И возвращается ветер...» (СССР/США, 1991) и начинается с того, как вокруг вернувшегося изгнанника кружатся смеющиеся, сияющие лица старых друзей: прибавилось морщинок и проседи, а глаза их прежние, молодые... Пенится шампанское: мы ещё ого-го! ещё доспорим, ещё допоём наши песни!.. Сцена напоминает видение, сладостный эмигрантский сон, но...
...эти картины в перестройку стали реальностью. Каждый такой приезд был событием и казался предвестьем счастливой утопии. Вместе с Аксёновым, Любимовым, Синявским, Неизвестным... — на родную землю ступил и Михаил Калик.
Он прочно записан в «шестидесятники», но его самосознание пробудил вовсе не ХХ-ый съезд. Сорвав со студенческой скамьи в 1951-м, его швырнули в свирепый таёжный лагерь, где люди вымирали сотнями, он выжил и после реабилитации вернулся во ВГИК. Судьба, казалось, вела Калика к суровому социальному кино... Однако его «Человек идёт за солнцем» (1961) напоён звонкими красками и поэзией инфантильного неведения — изломы биографии Калика резче подчёркивают здесь внутренний склад его поколения.
«Дети ХХ-го съезда» — действительно, совсем... по-детски мечтали как бы «переиграть», перехитрить историю, вернувшись в некую изначальную точку, откуда пошло её «искривление» — чтобы само собой «исправилось», излечилось настоящее. Отсюда — витающая в воздухе тех лет идея возвращения к незамутнённым истокам ленинизма и революционной романтики, к знамёнам, очищенным от грязи. Отсюда — возврат к «простым» истинам и понятиям, культ незамутнённого взгляда и детства как «чистого листа». Ребёнок, открывающий мир — один из главных героев искусства «оттепели».
Название ленты Калика — словно подпись к наивному детскому рисунку. Маленький мальчик идёт «за солнцем» — вот и весь сюжет фильма, складывающегося из россыпи зарисовок, маленьких новелл, лирических импровизаций. Калик не просто щеголяет приёмами «свободной» драматургии и раскованного монтажа — он упоённо наверстывает украденное у него казёнными догмами, создавая бесценный документ эстетических пристрастий молодёжи эпохи «разорванного занавеса». На неё рухнули открытия прошлого и настоящего, и «современным искусством» она скопом считала и абстракционизм на выставке США в Сокольниках, и «телеграфный стиль» Хемингуэя, вообще-то рождённый в 20-е годы, и завитки-мазки Ван Гога, вообще-то художника 19-го века...
«Человек идёт за солнцем» — дневник личных открытий Калика, ошеломлённого и городской кинопоэмой Вертова, и «Красным шаром» Ламорисса, и «Танцем» Матисса, и, страшно сказать, сюрреализмом — в кадрах сновидения бесшумно плыли в пустынную перспективу улицы принявшие вдруг текуче-податливые формы автомобили... «Современный стиль» воплощала здесь и музыка М.Таривердиева, а блюз-речитатив на замысловатые стихи Семёна Кирсанова, идущий на фоне расплывающихся пятен и неоновых зигзагов, просто ошарашивал своим «модернизмом». Телевидение тех лет обожало эффектные фрагменты из этой ленты, явно восполняя нужду в неведомых тогда «клипах».
Сегодня эти «эксперименты» вполне наивны — казавшаяся куда непритязательнее лента «До свидания, мальчики!» (1964) несёт истинные новации: она создана в стиле «ретро», когда и термина этого не было. Как и в пронзительной повести Б.Балтера, прощание с детством в приморском городе изображалось словно сквозь дымку лирического воспоминания, и не так уж много было здесь прямых социальных реалий середины 30-х. Но невысказанная тревога пропитывала самые идиллические кадры, делая их безмятежность хрупкой и обманчивой. Юный герой ощущает, что его мир — с мамой, морем, любимой девушкой Инкой, друзьями, их уютными семьями, городскими чудаками, фокстротами, мечтами, книжками, ночными прогулками вдоль кромки пляжа, — словно висит на волоске и вот-вот рухнет в бездну. Открытием было — вторжение в ткань фильма нацистской кинохроники, отбрасывающей резкий отсвет на его кадры. В ленте есть, вероятно, и непроизвольный обертон — щемящая история несостоявшихся надежд юных идеалистов предсказывала окончание исторических времён, отмеренных самим «шестидесятникам»...
...явно — «подстреленным на лету». Фильм Калика «Любить...» (1968/1990), сплавляющий воедино «игровое» действие, хроникальные интервью, съёмки скрытой камерой, титры-цитаты из «Песни Песней» — достоин времён Годара и шедевров чешского кино. Авторская версия фильма канула в недрах славного идеологического ведомства. Так оскопляется кино — остаётся скорбеть о нерождённых направлениях и упущенных возможностях.
Зачин новой ленты Калика говорил: друзья, я остался прежним... В картинах довоенной Москвы действительно видна рука автора фильма о мальчиках 30-х годов, но растроганность наша вскоре сменяется изумлением...
Конечно, «о времени и о себе» рассказывали многие режиссёры, но чтобы снять попросту киномемуары, да ещё огромнейшие по метражу... Нет, такого не было! Лирический герой всегда — обобщение, здесь же — на экране предстают фрагменты фильмов Михаила Калика, сцены его детства, обучения во ВГИКе, лагерных испытаний, войны с цензурой, пути в эмиграцию... Инсценированы съёмки «Ивана Грозного», где будущий режиссёр увидел Эйзенштейна... Роль Сергея Юткевича, наставника и защитника дерзкого студента, играет Олег Ефремов, в демагоге, сыгранном Станиславом Говорухиным, узнаётся Сергей Герасимов... Достаётся здесь и несгибаемому ортодоксу от киноведения, и многим другим...
Итальянский маэстро из самой известной исповедальной ленты — ошибался, блуждал в тупиках, был слаб, грешен и комичен. Здесь же на экране — словно почтительно переворачиваются страницы томика из серии «Жизнь замечательных людей»: герой создаёт сплошь шедевры, страдает за правду и мужественно бьётся с мракобесами... — оставаясь «правильным» и постным, как марионетка соцреализма.
Калик вряд ли создавал напыщенный «памятник себе». Он был вполне последователен, вновь выражая настроения поколения — вдруг окрылённого шансом словно вернуть к себе молодость и внимание, призывно прозвенев и в обновлённой стране. Легко винить государство в том, что обнадёженные «шестидесятники» оказались, в общем, им не востребованы, но... драматическую несостоятельность претензий легендарного поколения на нынешнее лидерство фильм выразил самим контрастом меж артистизмом прежних кадров Калика и дряблой соединительной кинотканью между ними.
У Бредбери путешественник в прошлое случайно раздавил бабочку — и история неотвратимо пошла по гибельному пути. Возвращение, словно из небытия, людей, вычеркнутых из словарей и справочников, одаривало детской надеждой на... «воскрешение бабочки»: казалось, что, как бы «вернув всё на место», можно скоренько «исправить» настоящее, наверстать упущенное, вправить вывихнутый сустав века. Но — чудес не бывает, и история надежд новой «оттепели» след в след повторила историю иллюзий первой. Фильм, самим появлением своим обещавший восстановить разорванную «связь времён» — явил их разрыв и оказался пророческим и печальным социально-психологическим документом.
Ковалов О. Новейшая история отечественного кино. 1986-2000// Кино и контекст. Т. II. СПб.: Сеанс. 2001.