Вот Ирина Купченко обращает глаза на режиссера: мол, стоп, дубль испорчен? Это на кокетливую ее реплику: «Вот так и начинаются напрасные романы, просто мужчина наедине с женщиной не смог держать руки при себе» — Андрей Миронов вдруг стиснул руки, как бы скованные кандалами, и принялся шагать перед нею словно вдоль стенок камеры. Дубли с такими диковинными импровизациями потом и входили в картину. В каждом у него возникало что-либо непредвиденное. Вот его герой взбунтовался против своего начальника. «Почему я должен за тебя трубить! Потому что ты меня любишь? Но ведь это ты меня любишь, а не я тебя люблю!»

И вдруг, на экране уже, замечаем, что он в то же время как бы обнимает руку по-хозяйски опершегося на стол этого своего начальственного ласкового вампира. И глаза виноватые, беспомощные...

Несколько месяцев каждодневных счастливых встреч с Андреем Мироновым на съемочной площадке! Обязательно мне было приходить туда? Вовсе нет, я только сценарист, у меня другие дела — за пределами студии. Но в эти незабвенные месяцы не могло быть других дел.

Каждый день он изощренно и разнообразно потешался надо мной. Шуточки его рождались сразу же, стоило мне появиться. Как будто я и приходил для того лишь, чтобы давать ему поводы для острот.

— Неужели, когда кончится работа, мы больше не будем встречаться? — недоуменно, грустно спрашивал он. И спрашивал-то потому, что насквозь видел всех, каждого, значит, и меня... Не встретились больше, ни разу, до конца.

Когда он появлялся на сцене, на экране, и не догадаться было о его замечательном остроумии. Играя смешных, бестолковых, он оставался таким, какими и мы бываем в жизни. Играя беззаботно-удачливых, он был таким, как и мы, но в лучшие наши минуты.

Жизнь, естественно, прозаична. Поэзия в ней нечастый гость. Но среди спасительных муз есть музыка. Миронов жил заодно с ней. Пребывать на сцене — для него это было почти то же, что танцевать. Говорить слова на экране — для него это было необходимостью следовать музыке человеческой речи.

Значит, он был завидно веселый человек?

И такой. Но он был и грустный человек. Две стороны его натуры теснили одна другую. Правда, печаль его с годами становилась менее светла.

Однажды мне позвонил Алексей Герман, который готовился снимать картину «Мой друг Иван Лапшин». И задал неожиданный вопрос: «Какой актер Андрей Миронов? Как с ним работается? Можно ли предложить ему роль писателя, который пытается покончить жизнь самоубийством оттого, что у него умерла жена?» Я сказал, что работать с ним — необыкновенное счастье.

В качестве комического, виртуозно приплясывающего актера он стал кумиром зрителей. Именно кумиром, а не модным. Мода лишь маскирует отсутствие личности. Нам еще неведомы были иные его возможности.

И вот он сыграл эту роль. Помните, как его стошнило от дула пистолета, из которого он хотел пустить себе в рот пулю? А до этого — какой он был флегматичный, ироничный... Герману нужны были не просто хорошие актеры, но люди, понимающие те времена, о которых говорила картина. Миронов был таким.
Он был отзывчив к житейским трудностям незнакомых людей. Стеснительно пользуясь своим обаянием, многим помог. Он был пожизненно предан своим друзьям. Он самозабвенно любил свою мать и своего отца и их друзей.

Многие помнят, как еще только возникли первые разговоры о его таланте. И вот люди намного старше его, видевшие в нем свою молодость, узнали о том, что его уже нет. Появился и исчез на наших глазах. Это часть молодости покинула нашу землю.

Вот как странно: уходят из жизни художники крупных дарований, горячо любимые ценителями. Но лишь один, другой, оказывается, были любимы народом. Так вышло, что жизнь Андрея Миронова была одарена народной любовью. Почему так вышло, что причиной? В нем было то, что в человеке почитается и академиком, и уборщицей, и школьником. А помимо того, — и что-то еще.

Володин А. Свет таланта. В книге: Андрей Миронов. М.: Искусство, 1991.