Евгений Францевич Бауэр — старейший из русских кинематографистов. Старше его по возрасту только Василий Гончаров, создатель первого русского игрового фильма «Стенька Разин» («Понизовая вольница»). Оба они на целое поколение старше подавляющего большинства остальных деятелей раннего кино в России.
Не может не присутствовать в фильмах Бауэра девятнадцатый век — по крайней мере те тридцать три года, которые он в нем прожил. Этот, докинематографический период его жизни и творчества я и попытаюсь здесь по мере сил реконструировать.
Вокруг 1867-го года
В ЦГАЛИ в фонде Училища живописи, ваяния и зодчества среди многих других находится дело № 259, датированное 12 августа 1882 года (начало делопроизводства). На титульном листе читаем: «Документы Ученика Училища Живописи, Ваяния и Зодчества
Московского Художественного Общества Бауэра Евгения Францевича, вероисповедания православного, австрийского подданного. Жительство: Столешников пер., дом Никифорова, кв. 2»[1].
Дело, увы, довольно тощее. Среди немногих хранящихся в нем документов, однако, находим метрику: «Свидетельство Города С-Петербурга, Симеоновской, что в Моховой улице, церкви... австрийского подданного артиста Франца Бауера римско-католического исповедания, и законной его жены Марии Дмитриевой, православного исповедания, первобрачных,.. сын Евгений родился 7.1., крещением 31.03.1867 года. Восприемником
был отставной титулярный советник Иван Иванов Плещеев...».
Таким образом, корректируем закравшуюся во многие издания дату рождения Е. Ф. Бауэра на два года. К другим документам из папки (в том числе и написанным рукой юного Бауэра) мы еще вернемся, а сейчас перейдем к сведениям иных источников для того, чтобы дата 7-го (по новому стилю 20-го) января 1867 года приобрела некоторые дополнительные значения.
22-летний выпускник Венской консерватории, уроженец Вены Франц Бауэр в 1851 году приехал в Россию, где ему была уготована блестящая карьера придворного музыканта[2]. Возможно, следуя европейской моде, Николай I пожелал иметь при дворе цитриста и его выписали прямо из Вены. Возможно, виной всему предприимчивость самого Франца Бауэра. Так или иначе, Франц Бауэр состоял цитристом при трех российских императорах, писал музыку (более 400 сочинений для цитры), издавал журнал «Русский цитрист». С 1870-го года, когда Франц Мартынович Бауэр с семьей
окончательно обосновался в Москве, он ведет интенсивную концертную и гастрольную деятельность «... в Русской палате ресторана „Славянский базар“... известный виртуоз игры на цитре Ф. М. Бауэр устраивал музыкально-литературные вечера, на них
Лентовский под псевдонимом Рюбан показывал свое искусство куплетиста...»[3].
В московских и ленинградских архивах и музеях хранятся афиши выступлений Ф. Бауэра: их география очень широка — от Варшавы до Пятигорска. Организованную в Москве школу игры на цитре Ф. Бауэр в конце жизни передал своему ученику. Умер он 17 ноября 1914 года.
**
О матери Евгения Бауэра известно немного. К тому, что уже сказано, остается только добавить выписку из личного дела брата Е. Ф. Бауэра Александра: «...Мария Дмитриевна Петухова, мещанка города Тулы, до революции — домохозяйка, в настоящее время — умерла» (архив Главного управления культуры г. Ленинграда, фонд Малого театра оперы и балета. Приведенные сведения датированы маем 1935 г.).
И последнее, что может следовать из даты и обстоятельств рождения Евгения Бауэра: только первые три года его жизни прошли в Санкт-Петербурге. Дальнейшая его жизнь связана с Москвой.
1870–1882. Детство, отрочество.
Это наименее документированный период жизни режиссера. Мы можем представить себе его в отраженном свете — через семью и среду, в которых рос и воспитывался Евгений Бауэр.
Брат Александр Францевич в уже упоминавшемся личном деле в графе «язык» написал: «немецкий, теперь слабо владею». Отец свободно владел немецким и русским, что ясно видно из его сохранившихся писем. Евгений, как первый ребенок в семье, тем
более должен был испытывать влияние отца — это касается как немецкого языка (а следовательно, и культуры), так и католического вероисповедания. В том, что Евгений был крещен по православному обряду, очевидно, сказывается влияние матери.
Сосуществование религий в семье — факт, мимо которого нельзя пройти при анализе становления молодого Бауэра. Семья Бауэров была большая. Мне известны шесть братьев и сестер Евгения. Может
быть, это не полный список, но привести его, думаю, надо. Во-первых, это — наглядная палитра настроений и увлечений, атмосферы, царившей в семье. Во-вторых, приведенные имена и фамилии, может быть, что-то подскажут читателю статьи и помогут поиску новых материалов.
Зинаида Францевна (1869–1920). Известная опереточная и эстрадная певица. Газета «Театр и искусство» так «помянула» Е. Брауэра в своем некрологе: «В Ялте скончался... Е. Ф. Брауэр, брат небезызвестной опереточной артистки, З. Ф. Бауэр. Семья Бауэр вся, в большей или меньше степени, прикосновенна к театру...» Еще в юности Зинаида участвовала в гастролях отца. Ее имя, как и имя ее сестры Софьи, вошло в прижизненные Словари сценических деятелей.
Софья Францевна (1871/?/—после 1937). Вероятно, именно с ней Евгения связывали самые дружеские чувства. Они участвовали в одних и тех же провинциальных гастролях, выступали несколько лет на одних и тех же подмостках. Два года вместе состояли в труппе театра Ф. А. Корша. В анкете театрального агентства Разсохиной в графе «амплуа» читаем: «водевильная с пением и инженю-комик». «С веселою улыбкой пермяки вспомнят разбитную г-жу Бауэр» («Театр и искусство», 1902). «Много оживления внесла игра г-жи
Бауэр, — веселой, бойкой Тани» («Театр и искусство», 1903; о гастрольном спектакле «Плоды просвещения» в Вильно). В 1913 году Софья Францевна сыграла в одном из первых фильмов брата «Кровавая слава». Последние годы жизни провела во Владикавказе.
Александр Францевич (1873–1939). Заслуженный артист РСФСР (1936), хормейстер и дирижер ленинградского Малого театра оперы и балета, выпускник Московской консерватории (1896, класс С. И. Танеева, А. С. Аренского, М. М. Ипполитова-Иванова (теория и композиция), В. В. Кречман (флейта)). Автор балета, фортепианных сонат и пр. Жизненные пути его и Ф. И. Шаляпина не раз пересекались, они участвовали в одних гастролях и концертах. Любопытно отметить, что М. М. Ипполитов-Иванов выведен в
фильме Е. Бауэра «Нелли Реинцева» в коротком эпизоде.
Антонина Францевна Ясенская. О ней известно только, что в 30-х годах она с двумя детьми проживала в Вильно.
Константин Францевич (1880–1938). Оператор, снял ряд картин брата. Впоследствии работал на советских киностудиях Москвы и Ленинграда. Репрессирован.
Мария Францевна (1881—после 1939). Оперная певица, меццо-сопрано, ученица Франкерри.
Остается добавить, что Евгений Бауэр, следовательно, — единственный из детей в семье, чьи творческие привязанности оказались вне музыки, но были ориентированы на область изобразительных искусств. И театр, конечно.
Увлечение театром в те годы было всеобщим. Семья Бауэров не стала исключением. Первые главы «Моей жизни в искусстве» Станиславского позволяют хорошо представить себе, как это происходило. Станиславский и Бауэр — люди одного поколения, первый на четыре года старше.
1882 год
24 марта Александр III издал указ об отмене государственной монополии на театр, действовавший с елизаветинских времен.
В понедельник, 30 августа открылся «Ревизором» Русский драматический театр, вошедший в историю как Театр Корша (Федора Адамовича Корша, бывшего помощника присяжного поверенного).
Неполными тремя неделями раньше, 12 августа Евгений Бауэр подал прошение в Училище живописи, ваяния и зодчества о зачислении в состав учеников.
В личном деле ученика Бауэра только десять документов (листы 1–10). Прошение о зачислении — лист 1, резолюция благоприятная, ее расшифровка такова: «По наукам во 2-ой класс, по рисованию — в оригинальный...» Оригинальный — значит первый класс рисования с оригинальных голов[4].
Среди других документов, предшествовавших поступлению в Училище, находим уже упоминавшуюся метрику, а также Свидетельство Австро-Венгерского Генерального консульства в Москве от 18 июля 1881 года, удостоверяющее австрийское подданство Бауэра.
Н. А. Дмитриева годы с 1865 по 1894 называет периодом расцвета Училища. Следовательно, начало 80-х годов — сердцевина расцвета.
1882-ой — год перемен в преподавательском составе. Умер В. Г. Перов, и на его место руководителя натурного класса поступил В. Е. Маковский. Лишившегося поддержки Перова, больного алкоголизмом А. К. Саврасова уволили, и его место руководителя пейзажного класса занял В. Д. Поленов. В нем «привлекало учеников то, что он принес с собой радость и красоту солнечного света, делающего прекрасным самое простое и обыденное, — пишет Дмитриева. — Его „Московский дворик“ был в этом отношении чрезвычайно характерен. Простое, скромное давно уже стало достоянием искусства, но Поленов учил видеть в нем красоту. Он открывал учащимся тайны богатого, светлого, солнечного колорита, при полном сохранении реалистической простоты и
правды. Это было закономерным развитием передвижнического реализма...
Было бы грубой ошибкой усматривать в принципах поленовской педагогики преддверие эстетского, стилизаторского направления... Поленов... осуществлял... органическое слияние красоты и правды...»[5].
Мы оставим пока эти слова без подробного рассмотрения. Они нам нужны здесь для одной частной аналогии. И. Перестиани в своей книге «75 лет жизни в искусстве» пересказывает изустно творческое кредо Е. Бауэра: «Прежде всего красота, потом правда»[6]. Для дальнейшего пристального исследования творческой эволюции
Бауэра следует отметить мимоходом две вещи:
1) Проблематика красоты и правды как художественная оппозиция (было бы непростительно, имея в вид особое значение этого вопроса для кино, не зафиксировать, что зерно пристального внимания к нему попало на благодатную почву еще в юности Е. Бауэра).
2) Роль света в пластических искусствах, в частности, в кино. В отношении к Бауэру эту проблему можно сформулировать так:
«Ведущая роль света в его фильмах — это специфически кинематографическое его открытие или же перенос в кино отчасти, может быть, непроизвольный, механический, живописного и сценического опыта?
В рукописном отделе архива ЛГИТМИК хранится рукопись П. М. Клинчина «Русский провинциальный театр. 1880–1900». В ней отведено довольно большое место и Евгению, и Софье Бауэр, в особенности же первому.
Согласно Клинчину, имя Бауэра впервые появляется в провинциальных театральных отчетах в 1882 году. Но Евгению только 15 лет, возможно ли это!? Рядом с первой отметкой в хронологии Клинчина, посвященной Бауэру: «1882 — Воронеж» в скобках стоит псевдоним «Большаков». Далее, тот же год — Кострома. Иногда вслед за названием города Клинчин приводит расшифровку, т. е. отрывок газетного или журнального текста,
посвященного актеру. Но Воронеж и Кострома приводятся без расшифровок, и у нас нет возможности опровергнуть или подтвердить сведения Клинчина, поскольку мы не знаем
источника. В других случаях — и мы увидим это ниже — Клинчин дает ссылки, и тогда его информация полностью достоверна.
Теперь о псевдониме. Надо сказать, что по Клинчину тот же псевдоним — «Большакова» — использовала и его сестра Соня. Ее театральная деятельность в провинции, оставившая след в прессе, начинается в сезон 1887–88 годов в Оренбурге. Но сопоставим эти сведения с другими, которые можно прочесть в «Московских ведомостях», № 46 за 1902 год: «25-летие сценической деятельности будет праздновать в Симбирске А. А. Бауэр- Большакова...» Возможно, что два разных человека слились у Клинчина в одно лицо. Почему не предположить, что у Евгения Бауэра тоже был, так сказать, двойник? Вопрос этот остается открытым.
Вслед за 1882-м годом в хронологии Клинчина перерыв до 1885 года. С одной стороны, можно предположить, что Евгений посвятил это время усердной работе и учебе на поприще изобразительных искусств. Но, с другой стороны, есть основания сомневаться
в этом.
Может быть, Бауэру везло на хороших людей в жизни. Можно сказать и иначе: многим посчастливилось знать Бауэра и дорожить знакомством с ним. К этому последнему выводу нас склоняет большое число и информационная насыщенность посвященных Бауэру некрологов: некоторые из них превращаются из некрологов в
подробные, написанные с истинным участием жизнеописания. Одно из них напечатал анонимный автор в «Новостях сезона», № 3428 за 1917 год. О юношеских годах Евгения Бауэра он в частности пишет: «...раньше, чем стать художником и декоратором, Бауэр подвизался в любительских кружках. В те времена Москва кишмя кишела любительскими театрами и труппами: Секретаревка, Немчиновка, Мошнинка, — все это были любительские штаб-квартиры и
на месте некоторых из них потом выросли настоящие театры. Бауэр выступил в первый, раз на любительской сцене в Немчиновке, на Поварской, где в качестве одного из устроителей тогда подвизался ветеран театрального любительства М. M. Полонский».
Думаю, что разумно поместить театральное любительство Евгения как раз в ту «хронологическую брешь», которую мы находим в сведениях П. М. Клинчина, т. е. с 1882 по 1885 год.
1883–1887. Живопись или театр?
Для исследования этого периода жизни Евгения Бауэра есть два опорных документа: уже упоминавшиеся личное дело ученика Е. Бауэра и рукопись П. М. Клинчина. Отметим, что они не противоречат друг другу.
Не вдаваясь в пространные истолкования, мы смонтируем их в одной хронологической таблице и попытаемся сделать самые очевидные выводы.
Слева поместим данные автора некролога из «Новостей сезона» и хронологию Клинчина, справа — документы из личного дела. Поскольку 1883-й год пропущен как у Клинчина, так и в личном деле (что само по себе симптоматично), мы не станем выделять его, а присовокупим к 1884-му. <..>
Таблица говорит сама за себя, комментарий к ней простой: правая сторона логически вытекает из левой. Увлечение театром вызвало трудности в Училище. Драматургия отношений «живопись—театр» в душе молодого Бауэра отчетливо проступает сквозь казенный стиль цитированных бумаг из личного дела. Напрашивается вывод: Училища Евгений не закончил, звания художника не получил.
Что же, пять лет пребывания в Училище прошли даром? Анонимный автор из «Новостей сезона», которому хочется выразить здесь пусть
запоздалую благодарность за неоценимые сведения, раскрывает перед нами еще одну, третью, сторону деятельности юного Бауэра в описываемый период. Она не случайна: в ней Бауэр пытается свести воедино, синтезировать обе свои склонности. «Декоративные работы покойного обратили на него внимание в юном возрасте», —
пишет автор некролога. — «...Как мастер декораций для феерий Бауэр получил подготовку во времена Лентовского и много заимствовал у сотрудника Лентовского талантливого Ф. О. Шехтеля... Бауэр много взял у Шехтеля еще из той эпохи юного Шехтелевского творчества, когда Шехтель писал эскизы для поставленной Лентовским на
Ходынке «Весны-красны». (Грандиозное гулянье на Ходынке по случаю коронации Александра III состоялось летом 1883-го[7]).
У другого автора — постоянного ведущего рубрики «Арабески» в журнале «Театр», подписывавшегося псевдонимами «Родя» или
«М-ъ», — мы находим подтверждение: «Начав работу в театре еще у покойного мага и волшебника М. В. Лентовского...» (1917, № 2041, с. 5). Актер, начинающий рисовальщик и живописец, театральный декоратор, — не слишком ли много «в осьмнадцать лет»? Ноша оказалась непосильной. На пороге нового, 1888-го года Евгений Бауэр бесславно оставил стены Училища, будучи предоставлен
самому себе.
Считать исключение из Училища показателем ограниченных способностей Бауэра к рисованию и живописи было бы по меньшей мере поспешным. Лучше всего этот вопрос разрешили бы его ученические работы, но о них мы ничего не знаем. Надо сказать, что
девятью годами раньше его учителя — Шехтеля, который только на восемь лет старше — постигла та же участь. 1 сентября 1878 года Шехтель был отчислен из Училища за непосещение классов, продержавшись в нем еще меньше — три года. Впрочем, вряд ли
это было сильным утешением для двадцатилетнего Евгения.
Отчасти в случившемся могла быть повинна ситуация в семье. У матери Евгения, если судить по нашему перечню, семеро детей, мал мала меньше, она не могла уделять ему достаточно времени, отец — артист и постоянно в разъездах...
Итак, Евгений Бауэр предоставлен самому себе.
1888–1896. Профессиональный актер?
Исследовать личность человека в пору взросления и становления не так трудно. Если что-то неизвестно — можно додумать: развитие личности в этот период представляется саморазвитием какой-то заглавной идеи, генеральной линии, которая обычно не запрятана
в глубине, а фонтанирует и искрит, провозглашая себя во всеуслышание.
Все резко меняется, когда человек вступает в пору зрелости. Вернее, сначала — в пору созревания характера: оценки мгновенно утрачивают однозначность, возникает потребность в компромиссе, второстепенные факторы вдруг становятся определяющими...
Нам трудно судить теперь, находил ли Евгений Бауэр себя вполне в сфере сценического актерского труда, мог ли здесь найти адекватное самовыражение. Но факт остается фактом: шесть сезонов в труппе театра Корша — связующая нить рассматриваемого периода.
Впервые Бауэр вступил на Коршевскую сцену в сезон 1889/90 годов. Хотя сказать «вступил на сцену» будет известным допущением. Дело в том, что основной источник информации у нас по Коршу — брошюра Д. Языкова, выпущенная скоропечатней Левенсона (здание которой, кстати сказать, спроектировано Шехтелем — Трехпрудный
пер., 9) в 1907 году в честь 25-летия деятельности театра. Д. Языков прилежно упоминает Бауэра всякий раз, когда в начале каждого сезона перечисляет состав труппы, но в числе актеров, так или иначе заявивших о себе на сцене, ни разу не называет.
Соня Бауэр однажды была им отмечена: «...следует упомянуть (перечисление)... и Бауэр (Анютка) — художественно создавших очерченные автором типы» («Власть тьмы» Л. Толстого в сезон
1895/96 годов, с. 59), а ее брат нет. Что это, показатель профессиональной несостоятельности? Одно дело — сцена любительская и провинциальная, другое дело — столица?
Не отвергая сходу такой вывод, попробуем взглянуть на дело с другой стороны.
П. М. Клинчин реконструирует этот период жизни Бауэра так:
1884–1895 — Тифлис (что надо расценивать как постоянное
участие Бауэра в тифлисских антрепризах)
1888/89 — Нижний Новгород
1895 — Томск
1895/96 — Нижн. Новгород
Последний год в Тифлисе Клинчин расшифровывает: «Строго выдержал трудную роль старого Винкельмана („Бой бабочек“ Зудермана) и дал яркое характерное лицо» («Театрал», № 21, о бенефисе Зверевой 19 мая 1895 года).
Таким образом, мы узнаём, чем были заполнены почти два года после исключения из Училища — участием в нижнегородской антрепризе, в частности. Далее у Клинчина шестилетний перерыв, соответствующий работе Бауэра у Корша.
Можно предположить, что Ф. А. Корш ревниво относился к участию актеров своей труппы в провинциальных антрепризах, не разрешал этого. Это с одной стороны, а с другой держал некоторых свои
артистов, в том числе и Евгения Бауэра, так сказать, в запасе, не давал им проявить себя. Тогда станет понятным, что Бауэр через шесть лет снова вернулся в Н. Новгород, это повлекло затем разрыв с Коршем. Разумеется, это только предположения.
Мы не случайно начали эту главу с лирического отступления о становлении характера. Вместе с характером вырабатывается позиция, отношение. А если так, то положение Бауэра у Корша может получить еще один вариант объяснения.
Авторы «Истории русского драматического театра»[8] 1889 год называют переломным в формировании эстетической программы театра Корша. Период ориентации на серьезный репертуар, ознаменовавшийся в ноябре 1887 года (19 ноября, как раз решался вопрос об отчислении Евгения Баэура из Училища) постановкой «Иванова» А. П. Чехова с В. Н. Давыдовым в главной роли, сменился ориентацией на «легковесные пьески развлекательного характера, чаще всего — ремесленные переделки французских и немецких пустячков». Почему нам здесь не предположить, что Бауэр не принимал этого поворота в репертуарной политике Корша, что он хотел работать в том, прежнем театре Корша и взаимоотношения с Коршем не сложились с самого начала? В том, что Евгений Бауэр очень серьезно относился к театральному делу, а значит, и к репертуару, можно не сомневаться, — следующий период жизни вполне это демонстрирует.
А что происходило в это время на поприще театрально-декорационном? «Много он написал блестящих декораций для феерий, которые одно время ставил в саду на Петроградском шоссе Шарль Омон» (из «Новостей сезона», цит.)«. «Он работал как декоратор в разных театрах Москвы, преимущественно опереточных и садовых антрепризах Лентовского, Омона и др.» (там же).
«В театрах публика аплодировала «декорациям Бауэра» («Театр», цит.). «Как художник с хорошей школой, незаурядной техникой и вкусом, Е. Ф. составил себе видное имя среди декораторов» (там же). «В посвященных ему некрологах, впрочем, неточно ему была отведена, как декоратору, только область оперетки.
Он, правда, много писал декораций для оперетки в антрепризах Шульца, Парадиза, Гейтена (в саду „Чикаго“, где теперь „Аквариум“). Но он писал декорации и для серьезных вещей: его кисти принадлежали превосходные полотна для „Потонувшегo колокола“, когда пьеса Гауптмана была поставлена берлинской труппой Лессинг-театра в Интернациональном театре Шульца» (это также написал автор некролога в «Новостях сезона»).
Н. М. Иезуитов, который, несомненно, знал неизмеримо больше, чем успел сообщить (погиб в 1941-ом), в лекции аспирантам ВГИК в 1937/38 годах говорил: «У Бауэра была все время попытка перейти из оперетты в театр драмы, в оперу, вообще более серьезно работать...»
Как декоратор Бауэр оформил спектакль «Суд зверей» в августе 1896 года, а также выступил в нем в качестве актера («Новости сезона», № 23 за 24 августа). Об этом спектакле, поставленном по пьесе М. Лентовского и Гуляева, пишет Ю. Дмитриев в книге
о Лентовском[9].
Если пытаться подытожить сказанное и оценить щедрость бауэровского дарования с сегодняшней точки зрения, то вывода напрашивается два: либо Бауэр разбрасывался, не думая об организации своего дара и пытаясь кругом успеть, либо у него все-таки была некоторая программа на будущее, и он следовал ей.
В пользу первого вывода говорят заключительные слова некролога в журнале «Театр»: «...чудесный товарищ и типичный представитель артистической богемы, живший только сегодняшним днем».
Следующий период деятельности Е. Ф. Бауэра скорее подтверждает второй вывод.
1896 — начало века. Режиссер и антрепренер
1896/97 — Ташкент, режиссер. «Режиссер и одна из главных сил труппы. Несомненно обладает талантом комика и достаточной сценической опытностью. Труппа играла с выдающимся ансамблем, чем она обязана своему режиссеру» («Театрал», 1896, № 79, Ташкент).
1896/98 — Нижний Новгород, комический резонер, режиссер. «Играя комические роли, он никогда не позволял себе ни малейшего шаржа. Каждая роль была согрета каким-то внутренним теплом и в каждом комическом образе он умел находить отзвуки душевных переживаний, как бы не был смешон человек, которого он изображал. Играл и некоторые драматические роли. Режиссер труппы» (Соболыциков—Самарин, с. 159).
1897/98 — Ростов (С. Ф.)
1898/99 — Ташкент, руководитель товарищества — Калуга, антрепренер
1898/1900 — Казань—Саратов, режиссер
1899/1900 — Астрахань, режиссер
1900 — Баку.
Я привел выдержку из другой рукописи П. М. Клинчина «Русский провинциальный театр XIX века. Актеры А — К», с. 62 (рукописный отдел ЛГИТМИК), которая ясно показывает, что с выходом из труппы театра Корша в жизни Бауэра начинается принципиально новый этап. Остается только пожалеть, что 1900-ым годом Клинчин заканчивает свою хронологию.
Думаю, что в приведенных сведениях и отзывах прессы находит подтверждение та мысль, что в стенах театра Корша Е. Ф. Бауэр не мог развернуть своего дарования.
Сомнения в профессиональной сценической несостоятельности также, на мой взгляд, должны отпасть: Бауэр знал и чего он хочет, и как это делается.
Для того, чтобы окончательно избавиться от ощущения неопределенности, даже двусмысленности положения Бауэра в труппе Корша, откроем тот номер журнала «Театрал», на который ссылается Клинчин. Читаем: «23 июля, бенефис Боура, драма
Пальма «Старый барин». В заглавной роли выступил г. Боуръ... По окончании первого акта занавес снова был поднят и артист г. Туганов прочел и вручил бенефицианту г.Боуру, окруженному всею труппою, адрес, а артистка г-жа Долинская поднесла ему от
имени труппы подарок. Чтение адреса было окончено под дружные аплодисменты публики от первых до последних рядов. В один из следующих антрактов бенефицианту был поднесен подарок «от ташкентской публики». Овации, выпавшие на долю г. Боура,
вполне им заслужены. Труппа, заканчивающая теперь свои представления, играла в течение сезона с выдающимся ансамблем, чем она, конечно, обязана своему режиссеру (...) Товарищество драматических артистов театра Корша «заработало почти полным
рублем на марку».
Среди пьес, исполненных труппой в течение сезона, назовем «Маргарита Готье», «Власть тьмы», «Дети капитана Гранта» (феерия), «Бой бабочек», «Гроза», «Плоды просвещения», «Без вины виноватые».
Как совместить авторитет Евгения Бауэра в труппе, состоявший из артистов театра Корша, и забвение его в брошюре Языкова?
Еще факт. «Русское слово» за 8 апреля 1899 года поместило заметку; «Ю. Журавлева и Бауэр — артисты русской драмы, знакомые московской публике по театру Корша, где они служили несколько сезонов, на предстоящую зиму заключили условие с г. Собольщиковым—Самариным — в Астрахань...» Таким образом, в умолчании Д. Языкова сказалось личное, может быть —
вкусовое, отношение к Бауэру как человеку или как актеру, а возможно, и редактура самого Корша.
Не оставлял Евгений Бауэр и декорационную стезю. Например, он продолжал сотрудничать с Омоном в одном из его театральных предприятий — театре Водевиль-концерт. «Вчерашний бенефис администратора и художника-декоратора Е. Ф. Бауэра собрал довольно многочисленную публику и прошел очень оживленно. Поставленная для бенефиса в первый раз новая пьеса-фарс В. Тарновского «Любовь на крыше» благодаря участию г-жи Кручининой и г. Полонского была разыграна очень дружно, недурно сошла и давно знакомая шутка в I действии И. Щеглова «Женская чепуха». Бенефицианта принимали радушно и поднесли массу ценных подарков. Театр был почти полон («Русское слово», 1900, № 8 за 8 января, с. 3).
Итак, программа у Е. Ф. Бауэра была: он вел дело к созданию своего театра. «Об этом говорит и активно набиравшийся им последние пять лет опыт режиссера — по всей видимости, небезуспешно, и калужская попытка взять антрепризу (удачная ли?), и неоднократное руководство актерскими товариществами. Какой это был бы театр?
Выражение «дружный ансамбль» не нуждается в каких-то особых трактовках: это — результат эстетический и несомненный. Евгений Бауэр был одаренные режиссером по части работы с актерами. За
постановочную часть также можно было ручаться — ведь дело в руках профессионального художника-декоратора, хоть и не дипломированного. Все, казалось бы, говорит в пользу будущего успеха.
Увы. «Был период, когда Бауэр занялся антрепризой, создав сад и театр на Антроповых ямах, близ Божедомки, но дело это кончилось крахом» («Новости сезона» цит.). Почему так случилось — мы пока не знаем (а на место можно взглянуть — оно находится в пяти минутах ходьбы от станции метро «Новослободская», Антроповы ямы — это небольшой овальный пруд, окруженный сквером).
Заканчивая на этой грустной ноте описание первого периода жизни и деятельности Евгения Францевича Бауэра, мы незаметно вступили в эру кино — вот уже несколько лет, как оно существует, привлекая к себе новые и новые тысячи зрителей и вербуя поклонников.
Что думал, что чувствовал 35-летний Бауэр, глядя на мелькающие на экране тени? Откликнулся ли экран тогда на его душевное состояние? А может быть, помог преодолеть его?
Короткий В. Евгений Бауэр: предыстория кинорежиссера // Киноведческие записки. 1991. № 10.
Примечания
- ^ Личное дело Е. Бауэра не заявлено в алфавитном каталоге ЦГАЛИ на имя «Бауэр». Мы обнаружили его по второй описи фонда Училища (№ 680).
- ^ Н. М. Иезуитов в лекции, прочитанной аспирантам ВГИК в 1937 г., дает иную интерпретацию: «Дед (Е. Бауэра — К. В.) тоже имел отношение к искусству. Дед его приехал из Германии в Россию».
- ^ Дмитриев Ю. А. Михаил Лентовский, М., 1978.
- ^ См.: Дмитриева Н. Московское училище живописи, ваяния и зодчества, М., 1951, с. 83.
- ^ Там же, с. 89.
- ^ Перестиани И. 75 лет жизни в искусстве, М., 1962, с. 258.
- ^ См.: Дмитриев Ю. А. Михаил Лентовский, М., 1978, с. 194–195.
- ^ История русского драматического театра, М., 1982, Т. 6., с. 246–249.
- ^ Дмитриев Ю. А. Михаил Лентовский, М., 1978, с. 297.